Кирилл покачал головой. Ему не в чем было себя упрекнуть, кроме того, что не позаботился об охране самого главного свидетеля. За это он корил себя каждую минуту. Сейчас же они делали все, чтобы вычислить убийцу и похитителя. О том, что Лины уже может не быть в живых, Парфенов старался не думать. Хотя, судя по заключению Игнатьича и показаниям свидетелей, девушек убивали быстро, в тот же день или ночь. С момента пропажи Журавлевой прошло восемнадцать часов.
– Вы еще школьных подружек ее проверьте, – пренебрежительно подсказал полковник.
– Я действую в этом направлении. Уже отправил запрос в паспортный стол, чтобы установить, где Журавлева родилась и проживала до переезда.
– Серьезно? – Полковник перестал ходить взад-вперед и уставился на Парфенова.
– Да, я считаю, это как-то связано с прошлым Журавлевой.
– Основания?
Кирилл выдохнул, на мгновение закрыл глаза, вспоминая исполосованную спину журналистки. И принялся рассказывать. Он говорил быстро, опуская некоторые подробности. Нужно было действовать, а не отчитываться перед начальством.
– Как дела? Есть хоть что-то? – спросил Парфенов, вернувшись в отдел.
– Есть один странный тип под ником Люциус, – ответил Гриня. – Под каждой статьей ставит сердечки.
– Он там один такой?
– Нет.
– Тогда чем же этот Люциус тебя заинтересовал?
Разговаривая с Городом, Парфенов включил свой ноутбук. На почту должен был уже поступить ответ на запрос.
– Он лайкает каждый комментарий, в котором говорится о нечеловеческой жестокости. Например, вот «Это нелюдь сделал. Его надо казнить» или «Тварь, убившую девушку, нужно растерзать». И полностью игнорирует комменты про жалость.
– Сколько там вообще комментариев?
– Под каждой статьей несколько тысяч. Лина реально хороша.
Письмо было. Оно высвечивалось жирной строкой в самом верху списка. Кирилл кликнул на послание, скачал файл и отправил его на печать.
– Выяснил, откуда этот Люциус выходил в сеть?
– Ага. Тухляк – кафе, магазин, торговый центр. Откуда угодно, но не из дома.
– В одних и тех же местах? В одном кафе или разных?
– В двух. И остальное все в одном районе.
– Составляй список, дуй по адресам и смотри камеры. – Кирилл подошел к принтеру и вынул отпечатанный листок. – Не понял.
– Что такое, шеф? – Гриня привстал со стула.
Парфенов держал листок двумя руками и перечитывал содержимое. «Ну это же бред какой-то», – думал Кирилл. Сухие строчки официального отчета шокировали.
– Лина Журавлева появилась на свет всего десять лет назад, – сказал майор.
– Что? – переспросил Гриня, выходя из-за стола. – В смысле?
– На, читай сам. – Парфенов протянул ему бумагу. – Десять лет назад она меняла паспорт по возрасту и взяла себе новое имя. До этого ее звали Магдалина Николаевна Свиридова.
– Очешуеть!
Голова шла кругом. Зачем нормальному человеку менять имя и фамилию? Она не выходила замуж. Не проходила по программе защиты свидетелей. Не находилась в тюрьме. Не скрывалась от кредиторов или бандитов.
Она просто решила стать другим человеком? Забыть имя, которое носила от рождения? Сменить фамилию, чтобы та не напоминала о деспотичных родителях?
Все, чтобы навсегда порвать связь с прошлым?
Глава 13
Боль пульсировала в затылке. Она протянула щупальца по всему черепу, будто спрут. Немного мутило. Лина прислушалась к себе. Где она? Что произошло?
Вечер, Гриня за ней не приехал, впрочем, никто и не обещал, что полиция будет ее охранять. Они и так задержали ни в чем не виновного человека и чуть не поломали ему жизнь из-за ее, как оказалось, беспочвенных подозрений. Такси.
Да, она села в машину к улыбчивому парню в бейсболке. Они тронулись, Лина даже не успела пристегнуть ремень.
– Ой, что-то там катается по полу, – сказал водитель озабоченно, поглядывая в зеркало заднего вида. – Посмотрите, пожалуйста.
Лина обернулась. «Странно, здесь совершенно чисто», – успела подумать женщина. Краем глаза она заметила какое-то движение. И темнота.
Темнота, из которой ее вызволила боль, смещенная к правому уху. Давно ей не приходилось получать таких затрещин.
Лина попыталась пошевелиться. Чуть-чуть, едва заметно, будто еще не пришла в себя. И это едва уловимое движение окунуло Журавлеву в ужас.
Ее руки, широко раскинутые, были привязаны над головой. Ноги тоже стягивала веревка и разводила в стороны. Сама она лежала на животе на чем-то жестком, комковатом, пахнущем пылью и мышами.
Голая, беззащитная, оглушенная.
Лина очнулась прямиком в своем кошмаре. Животный страх начисто вымел всю силу, которую она в себе воспитывала. Вырваться! Вырваться отсюда!
Неужели опять? Неужели опять? Нет! Ни за что!
Лина широко раскрыла глаза, принялась извиваться, рвать веревки. Из-за стиснутых зубов вырывался хриплый крик. Громче кричать не получалось – горло сдавило, а язык прилип к небу.
Но чем больше она дергала, тем сильнее впивались петли обычной бельевой веревки в запястья и лодыжки. Кровать, к которой она оказалась привязанной, скрипела, позвякивали пружины. И ничего не получалось.
Силы уходили напрасно. Бешено колотящееся сердце, непроизвольные слезы, осипший полукрик, срывающийся на писк.