Клеймо дьявола

Он снова зажег спичку и затушил ее о другую ладонь Лины. В коробке оставалось еще много.

* * *

– Смешно было думать, что моя жизнь станет лучше, проще, понятнее. Пока я лежал в больнице, мне казалось, что так и есть. Медсестры подкармливали меня домашними пирожками, сочувственно гладили по голове. Со мной первый и единственный раз обращались, как с ребенком. Никакого давления, никаких унижений. Меня называли зайчиком, деточкой и просто мальчиком. И я, подросток, радовался любой ласке.

И все время ждал. Каждое утро я надеялся, что вот сегодня-то ты точно придешь. Откроешь дверь, обнимешь меня и скажешь, что теперь мы будем вместе. Глупо.

Я придумывал для тебя оправдания. Возможно, тебе не сказали, не нашли, не искали? Может быть, ты сама болеешь или с тобой что-то случилось? Или ты так далеко, что нужно много времени, чтобы ты пришла ко мне? Ведь я твой брат и, что бы ни было, Магда, ты – все, что оставалось.

Потом меня отправили в детский дом. В машине я все время оглядывался, смотрел в окна. Вдруг ты где-то едешь навстречу. Чтобы не пропустить.

Нас было восемь человек в одной комнате. Озлобленные подростки. Нас ломали по-разному, пока мы не оказались здесь. И я был к этому не готов. Да, я убивал. И мог убить снова, чувствовал это в себе. Постоянная злость и обида на тебя перемешивались с такой же огромной надеждой. Я замкнулся в себе. А они приняли это за слабость.

Меня толкали, били кулаком, просто проходя мимо по коридору. Отнимали еду. Обзывали. Тогда мне пришлось драться. Я этого не умел. Просто сжал кулаки и махал ими, иногда попадая по кому-нибудь.

Но их было слишком много. Меня сбили с ног, повалили на пол. Зажали рот. Они придумали развлечение. Зажигали спички и тушили их об меня. Ржали, когда волоски на теле скручивались от жара, а на коже оставались круглые ожоги. У меня до сих пор эти следы. Рядом с теми, которые оставили родители. Все мое тело в отметинах.

Ты думаешь, что я простил? Нет, Магда. Пора понять, что я никому ничего не прощаю. Зря меня учили читать по Библии. Помнишь, какой Бог в Ветхом Завете? Он учит убивать врагов, не прощать, но мстить. И эта часть помогла мне тогда выживать.

Я продумывал план мести. Я собирался спалить весь этот детский дом вместе со всеми, кто здесь был. Только не представлял, как это сделать.

И знаешь, почему не стал этого делать? Потому что пришел человек, который обратил на меня внимание. Только ему одному я благодарен за все. Он вел у нас компьютерный кружок. А я как-то сразу втянулся. Будто техника – это мое. Пропадал на занятиях целыми днями. Он учил, я слушал.

Вот только когда он полез ко мне в штаны, я понял, чем на самом деле вызван его интерес. Мне было пятнадцать, и я много уже знал. Я избил его, человека, которому доверял. Сильно, как меня научили. На его крик прибежали люди, меня оттащили.

Слушали они меня, поверили? Не знаю. Но он уволился, а ко мне больше никто не цеплялся.

И тебя я больше не ждал.

* * *

– И знаешь, что самое удивительное? – спросил Матвей, отшвыривая пустой спичечный коробок. – Даже не догадаешься. Давай, три попытки. Ну?

Лина молчала. Сплошной комок обнаженных нервов, она цеплялась за реальность сознанием, которое туманилось. «А стоит ли цепляться? Что тебя здесь ждет? Что еще он придумает, прежде чем накинуть ремень тебе на горло?» – внутренний голос был жесток.

– Ну? – повторил Матвей громче, ударяя сестру кулаком в ребра.

– Не знаю, – ответила Журавлева.

– Думай! Ты же у нас такая умная! Статейки пишешь. Без ошибок и помарок. Такая вся идеальная Лина Журавлева! – он произнес имя, которое она взяла себе, как непристойное ругательство.

– Я не знаю, – тихо произнесла женщина, чем заслужила еще один тычок по ребрам.

Матвей сплюнул на пол. Его губы презрительно кривились. Хотелось взять ее за волосы и тянуть назад так, чтобы оторвать голову. Он был уверен, что сможет это сделать. Столько раз Матвей представлял себе, как расправляется с сестрой. Столько придумывал способов. Столько бессонных ночей провел, шепча ее имя.

Что ж, он готов еще немного подождать. Насладиться моментом. А потом все будет кончено.

– Я стал человеком, – Матвей наклонился к ее уху и прокричал это. – Я стал нормальным свободным человеком! Личностью. И никто надо мной больше не стоял. Ни Бог, ни родители, ни память о тебе. Я вычеркнул вас всех, одного за другим. И стал собой.

Его ладонь легла на ее голову. Жесткие сильные пальцы вдавливались в череп, будто собирались раздавить его, как подгнивший арбуз. Большой палец соскользнул к глазу. Ноготь уперся в тонкую кожицу прямо над слезным каналом. Лина вскрикнула, не в силах отодвинуться. Матвей давил, вминая ее голову в матрас. Ноготь проткнул кожу, пуская кровь.

– Это такой кайф, когда тебя уважают. – Матвей убрал руку.