Клеймо дьявола

На подушечке большого пальца осталась кровь сестры. Он поднес палец к губам и слизнул кровь. Сладко чмокнув, Матвей на мгновенье закрыл глаза. Это возбуждало. Никогда раньше он не испытывал такого. Ни с одной женщиной, с которой пытался заняться сексом. Ничего не получалось. А теперь в нем просыпался мужчина. Властный, сильный диктатор.

– Когда меня забрали служить, я готовился снова стать изгоем. Все эти разговоры про дедовщину. Про унижения. Про то, как гнобят молодых, лупят табуреткой, заставляют чистить сортиры зубной щеткой, а потом ею же чистить зубы. Весь этот ужас. Я думал, что буду драться. И либо меня там убьют, либо я кого-нибудь убью. – Матвей засмеялся.

Метаморфозы с его телом происходили слишком быстро. Ураганно. То, к чему мальчики привыкают годам к четырнадцати, случилось прямо сейчас. Пока он стоял над избитой обнаженной сестрой. Кровь прилила к члену, он дыбился в штанах. Матвей положил ладонь себе на промежность. Чувство превосходства захлестнуло.

– Но меня определили в штаб. Я весь срок сидел за компом. И делал какие-то простые вещи. А на меня смотрели, как на гения. – Он облизнулся, сжимая член через джинсы. – И потом, после, я устроился на хорошую работу. И получал хорошие деньги.

По телу пробегали волны наслаждения. Никогда раньше он не испытывал этого. Восторг. Ощущение всемогущества. Любое движение руки – взрыв удовольствия. Матвей дышал часто, глубоко. Речь прерывалась. «Жаль, что она не может посмотреть», – подумал он. От этой мысли бросило в жар.

– Мне было хорошо. – Матвей сглотнул.

Дрожащей рукой он расстегнул ширинку. С громким стоном запустил руку внутрь, нащупывая затвердевший член. Сжал кулак.

– А потом я увидел тебя. Фотографию. В «Огнях». Под какой-то статьей. Я не помню, про что она. Я узнал тебя. Прошло столько лет. Но я узнал.

Движения шли откуда-то изнутри. Он не противился.

– Только у тебя было другое имя. Лина. Журавлева. И тогда я вспомнил. Как ненавижу тебя. Как же я тебя ненавижу!

– Зачем?

Лина слышала, как громко дышит Матвей. Как он постанывает. Как вжикнула короткая молния. Веки, набухшие от побоев, практически не открывались. Да она и не хотела видеть то, чем занимается ее брат. Это пугало. Особенно остро она почувствовала, что лежит перед ним абсолютно голой. И пока была без сознания, именно Матвей раздел ее, связал. Что еще он мог сотворить с нею? Что еще он собирается сделать?

– Что? – Матвей сжимал и ослаблял захват, двигая рукой вперед и назад.

– Зачем ты убил их? Почему не меня? Ты мог убить меня.

– Жаль, что я не сделал это. Раньше. – Тело выгибалось, поймав нужный ритм. – Не мог. Дотянуться. А потом. Хотел, чтобы ты поняла. Боялась. Ждала. И боялась.

– Ты больной ублюдок!

Ее голос оказался сильным, громким. В нем чувствовался металл и жесткость. Она обвиняла его. Обзывала. Холодный тон. Полное отсутствие страха.

Не так! Не так она должна себя вести с ним!

– Жалкий выродок!

Перед глазами встал образ матери, давно забытый, похороненный в воспоминаниях. Она смотрела на него с отвращением. Память услужливо подсказывала ее слова. Те, которыми она награждала сына, пока порола его за провинности.

– Заткнись! Заткнись, сука!

Член в руке обмяк. Мошонка болезненно сжалась. Он был почти на пике. Вот-вот – и первый в жизни оргазм должен был случиться.

Но она все испортила! Снова!

Гнев и ярость вырвались звериным рыком. Неудовлетворенность отозвалась мучительным нытьем внизу живота.

– Сука! – Матвей застегнул ширинку. – Тварь!

Он сдернул ремень с гвоздя.

– Лучше бы ты сам сгорел, – искренне сказала Лина.

И на нее обрушились удары.

* * *

Слишком быстро она потеряла сознание. Матвей отчетливо слышал, как хрустнуло несколько ее ребер. Он вкладывал в удары всю свою ненависть. Красная пелена застилала глаза, делая остальной мир неважным. Кровавые брызги летели в разные стороны.

Когда рука устала, Матвей бросил ремень на пол. На грубой коже появились свежие заломы. Вытерев лицо о футболку, мужчина вышел из комнаты.

Умерла ли распятая на кровати женщина или нет – все равно. Единственное, чего ему хотелось, – снова почувствовать себя мужчиной. Довести дело до конца. Ощутить то, ради чего живут все люди. Стать нормальным, полноценным человеком.

Он рухнул на продавленный диван в соседней комнате. Свет торшера без абажура. Убогая обстановка. Тишина в доме, тишина снаружи.

Сердце громко стучало. По вискам тек пот. Тело никак не реагировало на мысли о женщинах. Его как будто отключили. На миг дали возможность заглянуть за грань сущего, а потом захлопнули дверь перед носом.

Совсем как тогда в Озерках.

* * *

Так близко от дома, которого больше нет. При желании можно сесть в машину и через час быть в деревне. Проехаться по улицам, по которым так мало ходил в детстве. Мимо школы, заглянуть на злосчастный стадион, увидеть проклятый турник. Припарковаться напротив давно заросшего участка, где стоял их дом. Там наверняка не осталось и следов того пожара. Давно все заросло травой, а деревья превратили огород в сад.