Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман

Было начало лета 1798 годa, когда в замке Дукс в Богемии сошёл в могилу удивительный старик. Утончённый XVIII век заканчивался. "Кто не жил в восемнадцатом веке, тот вообще не жил. А кто не жил до 1789 года, тот не знает, что такое сладость жизни", – сказал о своём времени Шарль де Таллейран. Этот блестящий аристократ занимал пост министра иностранных дел при трёх режимах, начиная с последнего периода Французской революции. Имя его стало символом беспринципности, хитрости и ловкости. Известный мастер дворцовых и политических интриг, видимо, хорошо знал о чём говорит.

Время обворожительных женщин и галантных кавалеров, эпоха философов и острословов подходили к концу. Медленно уходила и эпоха расцвета авантюризма. Когда путь искателя приключений из нищей лачуги во дворец был коротким. Хотя ещё короче мог быть путь из дворца в руки палача.

С середины XVIII века в этот театр сладкой жизни, остроумия и любви избранных господ, отгородившихся от остальной страны стеной законов, созданных специально для самих себя, начинают проникать мысли и творения философов. Имена этих философов переживут свой век и станут символами духовности. А во Франции, этой законодательницы мод и придворного этикета, уже начинается отсчёт времени, когда взметнётся страшный революционный вихрь и похоронит плоды этой возвышенной духовности под обломками.

Уходил в прошлое роскошный, блистательный и очень опасный век. Об одном из героев этого времени, о великом авантюристе Джакомо Казанове, и будет этa глава.*

Как упомянуто автором ранее, его роль в судьбе героини книги сложно переоценить.

Последние тринадцать лет своей жизни старик служил библиотекарем графа Йозефа Карла фон Вальдштейна, камергера австрийского императора. Граф был каббалистом, путешественником и ловеласом, известным в аристократических гостиных от Мадрида до Петербурга. Чувствуя родственную душу, граф привязался к Казанове, несмотря на значительную разницу в возрасте. Когда они случайно встретились в резиденции Фоскарини, венецианского посла в Вене,(34) граф вызвался оказать ему покровительство и предложил место библиотекаря в своём замке в Богемии. Оказывать покровительство исключительным личностям, возможно, было семейной чертой обоих братьев семьи фон Вальдштейн.(35)

Тринадцать лет в огромном замке Дукс дали пожилому Казанове спокойную жизнь, безопасность и хороший заработок. Но принесли ему скуку и разочарование. Хотя размеренная провинциальная жизнь оказалась самой продуктивной для его творчества. Hе будь этого времени, скорее всего, его рукопись не была бы написана. И память о Казанове исчезла бы навсегда.

Хозяин жил в европейских столицах и посещал Дукс по случаю. Если бы граф фон Вальдштейн не поселил своего друга в скучном замке, а взял Казанову с собой в Париж или в Венецию, дал Казанове возможность блистать остроумием в салонах аристократов, весёлые истории авантюриста были бы рассказаны за бокалами с шампанским. Если бы наш старый ловелас был окружён прелестными посетительницами салонов аристократов, воспоминания о прошедших удовольствиях не посещали бы Казанову. И, вероятнее всего, никогда история авантюриста не была бы записана на бумаге. Из-за отсутствия у него времени, да и желания на написание рукописи.

Замок Дукс – роскошная провинциальная обитель, насчитывает не менее сотни комнат, залов, салонов и кабинетов. Но для старого Казановы замок стал бесконечным холодным лабиринтом. В парадной анфиладе комнат, среди изящной мебели, великолепной коллекции гобеленов и бесценных вещей, в тиши роскошных кабинетов бродила его беспросветная тоска. Слуги порой изводили старика мелкими пакостями. Общество замковой челяди окружало его. Это было хуже, чем одиночество.

В один из хмурых осенних дней, когда мелкий дождь барабанил в окна замка, а мысли были столь же унылы, как и вид из этих окон, старый авантюрист в отчаянии решил удалиться в монастырь. "Мне понятно ваше желание, сын мой, освободиться от груза прошлой жизни, под тяжестью которого прогибается ваша душа. Но ряса не делает монаха монахом", – назидательно ответил своему редкому гостю капеллан местной церкви после утренней службы.

Слова капеллана щебетали птицы в саду, их повторило выглянувшее к обеду солнце. И тогда, оставив идею бегства от судьбы, старик сел в замковой библиотеке за письменный стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Какое-то время он задумчиво вертел перо в руках: "…Бежать, бежать от этой всепроникающей гнетущей тоски,…».