Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман

– Но людям нравится, когда им прощают грехи. Вы, надеюсь, не будете с этим спорить, Адель. Если вы не совершаете новых грехов, то вам нечего будет сказать в исповедальне. А это уже серьёзный проступок. У церкви будет повод обвинить вас в отсутствии искреннего раскаяния, – в глазах Казановы плескался смех. – А ваш сарказм говорит о неудовлетворённости жизнью, моя красавица.

Граф, желая смягчить выпады родственницы, тонко вернул разговор к новости, полученной Казановой из Венеции. После нескольких фраз, которыми граф и княгиня обменялись с Казановой, прелестная якобинка опять завладела вниманием:

– Это было предопределено историей, господа. Ослеплённые собственным величием и блеском своих изображений на монетах, аристократы перестали замечать вокруг простых людей. Их привлекали лишь разврат и внешний блеск. В их мире царили излишества и порок, искусно прикрытые словами из философских рассуждений, облагороженные искусством и роскошью. Этот старый затхлый мир был обречён. Дворцы не могли продолжать жить в сладкой неге там, где хижины были глубоко несчастны, – Адель явно была в своей стихии.(58)

– А ваша Революция и ваши герои с их надуманной свободой сами себя уничтожат. Это только вопрос времени, – парировала княгиня.

– Свобода не может быть надуманной. Она есть величайшая ценность, княгиня. Для её торжества жили и творили великие философы Европы. За неё герои отдают жизни. И я буду бороться за неё до своего последнего вздоха.

– Какой вздор, Боже мой! Не стоит ради этого умирать, бедное дитя! – воскликнула графиня. – Нетерпимость, которой вы горите, есть заклятый враг свободы. Она уже привела к пролитию рек невинной крови. И вы провозглашаете себя наследниками идей философов и идей великого Вольтера? – спросила она. – Слава Богу, он уже умер и ничего о вас не знает.(59)

– Великий Вольтер одобрил бы то, что мы делаем. Мы oчистим наш мир от несправедливости, лжи и распутства.

– Французы сбегались в толпы, вешали, рубили головы, убивали всякого, кто осмелился сказать своё мнение, выразить своё несогласие с этой вакханалией убийств. Невинных женщин резали на куски за то, что они были аристократками. А толпа носила эти кровавые трофеи по Парижу.(60)

Старушка стала багровой от негодования:

– Никогда бы великий Вольтер не стал этого приветствовать. Без всякого сомнения, вы также отправили бы его на гильотину.

Граф фон Ламберг почти умоляюще возвёл глаза к небу:

– Адель, дорогая, будьте благоразумны! Не все согласны принять ваши слова за истину.

Казанова поспешил вставить свою тонкую реплику:

– В дни террора революции я написал письмо этому якобинцу Робеспьеру.(61) В те дни толпы санкюлотов прославляли его и носили его портреты по всему Парижу. B своём письме к нему я назвал его антихристом и предрёк ему кары небесные. К сожалению, гильотина отняла у меня столь ценного оппонента. Эта жестокая железная дама не дала ему возможность ответить на моё письмо.(62) Сложив из тонких синеватых губ некое подобие улыбки, Казанова добавил:

– Вкус к роскоши, постоянные поиски удовольствий составляли аромат нашего века. Это было время, наполненное любовью и жаждой удовольствий. И, в дополнение к этому, не лишённое утончённости. А безумный мир, который вы нам обещаете, милая Адель, создан не для меня.

– Bы бездарно прожили свою жизнь, шевалье. Распутничать, грабить, лгать и заниматься шулерством – это единственное, что вы умели. Это было единственное, чем вы занимались в своей жизни.

– Там, где мы видели счастье, удовольствие и наслаждение, вы, называющие себя детьми революции, не хотите видеть ничего, кроме несправедливости и распутства. Я утешаюсь сознанием того, что доживаю свои последние дни в кругу друзей, – Казанова взглянул на графа и княгиню.

– Вы извлекали из этого неплохую денежную выгоду. Меня, признаться, ничуть не удивляет, что вы находите в этом наслаждение. Как и удовольствие от мнимой галантности и глупого этикета.

Княгиня, потрясённая этим выпадом, не могла найти слов и только положила свою руку на руку Казановы, выражая ему свою поддержку. Граф фон Ламберг рассыпался в извинениях.

Казанова поцеловал руку старой даме и благодарно улыбнулся растерянному графу:

– Я не грабил, а выигрывал деньги за столом для игры в карты, дорогая Адель. Причём всегда это происходило с согласия собравшихся игроков. Мне довольно часто случалось так развлекаться, предлагая собравшемуся галантному, а иногда и не совсем галантному, обществу расстаться с деньгами. Обманутыми всегда оказывались лишь те, кто сам этого хотел.

Казанова рассмеялся и встал из-за стола, чтобы наполнить вином бокалы гостей. Княгиня и граф хранили молчание и наблюдали за этой словесной дуэлью.

– Как видите, Адель, вам не в чём меня обвинить. Я не совершал преступлений против хорошего тона. Немного вина, прелестная бунтарка?

Адель кивнула.