Клемансо

Политическая тактика вождя радикальной партии, в сущности, глубоко расходилась с характером, с тоном идей, которым он служил. Идеи эти предполагали — по крайней мере до некоторой степени — бережное отношение к людям, доверие к народу, отсутствие злобы, уважение к чужим взглядам, не только формальную терпимость, но и внутренний, духовный либерализм. Все это было у Гладстона, — и ничто не было так чуждо Клемансо. Деятельность его сводилась к беспощадной критике и программ, и людей. Его называли сокрушителем министерств. Сокрушил он на своем веку действительно очень много правительств, — в их числе были известнейшие министерства Третьей республики. Он вывел в люди генерала Буланже, и он же Буланже погубил, когда тот стал помышлять об их совместной диктатуре. Может быть, Клемансо не хотел диктатуры. А может быть, он не хотел диктатуры совместной. В Клемансо, еще при жизни Гамбетты и гораздо позднее, после появления Жореса, многие ценители (в том числе Золя) видели лучшего оратора Франции. Во французском политическом красноречии он произвел ту же реформу, какую Анри Робер произвел в красноречии судебном: Клемансо порвал с традицией пышного слова. Говорил он просто и сжато, без дешевых образов и других стилистических красот. Особенность его блестящего таланта заключалась, помимо большого диалектического искусства, в энергии выражения, в «ударности» фразы, пожалуй, в силе ненависти, которую он, когда было нужно, умел, без ораторских фокусов, вкладывать в то, что говорил. Некоторые из памятных речей Клемансо представляют собой «бой на уничтожение противника» в настоящем смысле этих слов. Со всем тем одного красноречия было бы, вероятно, недостаточно, чтобы свергнуть десяток министерств. Да и свергаются ведь правительства в парламентских странах больше в кулуарах, чем с ораторской трибуны. Можно сказать с полной уверенностью, что такого, как Клемансо, знатока и мастера закулисной техники парламента французская история не знала — по крайней мере до появления Бриана.

Очевидно, здесь надо было бы начать «второй период» в жизни Клемансо. Переворот, совершившийся в его душе, можно себе представить приблизительно так. Молодой идеалист, предлагавший наивные заговоры Бланки, кое-чему научился в трагическом зрелище Коммуны. Любитель образов сказал бы, что книгу жизни Клемансо стал читать в свете парижского пожара. Оказалось, что людьми управляют не так, как думал юноша, порицавший Альфонса Доде за недостаточно светлое отношение к жизни. Из этого человеку, созданному для того, чтобы править людьми, нужно было сделать выводы: «Вы не таковы, какими я вас себе представлял. Так я найду способы борьбы, которые заставят вас пойти за мною...»

Резкость его политических выступлений была поистине беспредельна. Она создала Клемансо прозвище тигра и привела его к ряду поединков, прочно закрепивших за ним репутацию бретера. По словам Деруледа, он правил Францией из-за кулис, наводя страх на депутатов «своим языком, своей шпагой, своим пистолетом...» «У меня были в жизни только те дуэли, которых я искал», — говорил на старости лет сам Клемансо. Свою политическую тактику он и по сей день считает правильной. «Будьте злы в политике, — советует он начинающим. — Даже я был, пожалуй, еще недостаточно зол…» Его политические наставления молодым людям и вообще напоминают разговор Мефистофеля с учеником. Совсем недавно в беседе с сотрудником «Comoedia» он сказал: «Сердце? Я не знаю, что это такое. Это не существует... Такое же слово, как добродетель...»

Надо, разумеется, очень верить не только в свою правоту, но и в свои силы для того, чтобы следовать такой тактике. «Трава не растет там, где проходит Клемансо», — сказал когда-то Гамбетта. Время политических Аттил кончилось, да и на Аттилу в конце концов нашлась на полях Каталаунских{16} управа. В политике Каталаунские поля попадаются повсеместно. Клемансо слишком долго сеял вокруг себя ненависть. За все время существования Третьей республики ни один человек не имел такого числа врагов, как он, — врагов и политических, и личных. В выборе последних он, по-видимому, был особенно несчастлив.

Опаснейшим из его врагов был талантливый и хлесткий журналист, стоявший в ту пору во главе самой распространенной в мире газеты. Он жив еще и в настоящее время, но давно сошел со всех сцен, на которых когда-то выступал с огромным успехом. Теперь он о себе напоминает лишь очень редко, притом с самой неожиданной стороны. Адвокат Торрес недавно украсил статьей бывшего вдохновителя националистов свою книгу о процессе Шварцбарта... Жизнь Клемансо можно было бы представить, как долгую, упорную, исполненную жестокой ненависти борьбу с этим человеком, если бы по силе и значительности противники все же были более близки друг к другу.