Клеопатра

Загадочные Клеопатры обречены на молчание и неподвижность: любой намёк на собственную активность сразу обесценивает их обещания. Клеопатра на картине Алма-Тадема полулежит на корме корабля в тени беседки, занавешенной шёлковым покрывалом и увитой гирляндами роз. Сквозь беседку мы можем видеть, что в свете яркого солнечного дня приближается лодка с Антонием на борту. Клеопатра лежит неподвижно, в истоме, даже не поворачивая головы в его сторону. Клеопатры на картинах, как правило, изображаются обессиленные то ли ленью, то ли желанием — они безвольно возлежат на диванах, подушках или ладьях. Актрисы, исполнявшие роли Клеопатры — от Сары Бернар до Теды Бара, — также предпочитали фотографироваться в костюме и позе одалиски. В поэме О’Шонесси Клеопатра лежит на малиновом диване, платье с заколкой в форме змеи полуспущено с плеч, разметавшиеся волосы опьяняют, подобно вину, или музыке, или поцелуям. Она лежит неподвижно, ожидая прихода Антония.

Неподвижность предполагает и сексуальную готовность, и то странное состояние восточного сознания, которое Ричард Бартон обозначает словом «кайф»: «...Упоение животным состоянием, пассивное удовольствие от простых чувств, приятное желание, спокойная полудрёма, построение воздушных замков отличают азиатов от смелых, решительных, страстных европейцев... речь идёт о сладострастии, неизвестном северным народам, для которых достижение счастья связано с приложением умственной или физической силы».

В случае с Клеопатрой всё объясняется её полом (ведь женщины с незапамятных времён считаются пассивными созданиями) и её национальностью, поскольку она даже не просто с Востока, а из Египта.

С начала XIX века Египет воспринимается европейцами как исключительно мёртвая древняя культура. Марк Бернал в поразительном исследовании по расизму «Чёрные Афины» даёт схему роста этой отрицательной славы. Во времена Возрождения Египет почитали. В 14б0 году Козимо Медичи приказывает Марсилио Фичино отложить работу по переводу Платона, так как есть более насущная работа — перевод герметических текстов, древнего философского и научного наследия, приписываемого, по разным версиям, либо египетскому богу Тоту, либо легендарному мудрецу древности Гермесу Трисмегисту. В XVII веке Исаак Ньютон заявлял, что именно от египтян греки наследовали «первые и наиболее важные понятия философии», и сам посвятил много времени, реконструируя первоначальную систему мер и весов египтян, считая, что это может помочь его вычислениям окружности земного шара. В XVIII веке масоны использовали египетскую символику и строили свои ложи в египетском стиле. И наконец, очень показательный момент: когда Наполеон пришёл в Египет в 1798 году, он вёл не только военных, но и целую армию историков, топографов, этнографов, математиков и археологов. Он сделал драматическую попытку присоединить к империи не только территории, не только настоящее, но и прошлое страны — её науки и искусства.

Наполеоновский поход обозначил границу. Это был конец поклонения Египту. И параллельно с безумной модой на «египетский» стиль — на столы и стулья в форме сфинксов и пирамид — терялось уважение к Египту как предшественнику европейской культуры и как к политической единице. В предисловии к двенадцатитомному «Описанию Египта», где говорится о найденных в Египте исторических и культурных ценностях, Жан-Батист-Жозеф Фурье пишет: «Мало найдётся сил в Европе или Азии, которые не попытались бы в своё время вторгнуться в Египет и не захватить какую-либо его часть». Египет перестал быть ценностью, автономной культурой, которую желательно сохранить, и превратился в пассивную вещь, приз тому, кто сможет его захватить. Фурье вспоминает Цезаря, Марка Антония и Августа, молчаливо соглашаясь с тем, что цели их экспедиции заключались не в том, чтобы исследовать и сохранить культурное наследие, а чтобы аннексировать территорию. Те же цели, что у Октавия, и те же средства. Как пропаганда Октавия стремилась унизить народ Клеопатры, для того чтобы доказать, что они не обладают нормальными человеческими правами, точно так же и экспедиция 1798 года положила начало процессу подрыва репутации и умалению национальных достоинств: их искусство — забавно и экзотично, но не больше, их религия — это суеверия, их наука — не более чем трюкачество.