Меркурий призывает его вспомнить о своём сыне, если уж Эней не думает о своей чести, ибо великая будущность наследника будет погублена. Наконец в Энее просыпается стыд, и теперь он горит желанием поскорее покинуть Карфаген.
Он приказывает своим спутникам готовиться к немедленному отплытию. Дидона молит его остаться, осыпает упрёками и бранью. Эней проникается к ней жалостью, но решимость его остаётся непреклонной. Он отвечает царице с холодной учтивостью, что не является её законным супругом и обязан исполнять свой долг не перед ней, а по отношению к своему отцу, своему сыну и предначертанному богами уделу основать Рим. «Там и любовь, и отечество там!» И, скованный долгом, он приказывает ставить паруса. На закате Дидона видит, как его корабли покидают Карфаген. Вне себя она проклинает своего былого возлюбленного и молится, чтобы между Карфагеном и Римом отныне не стихала вечная вражда и шла война, жестокая и разрушительная. Затем — глаза её налиты кровью, сердце бешено колотится, щёки пылают, — она выбегает во внутренний двор, всходит на погребальный костёр, сложенный по её приказу, и закалывается мечом Энея.
Поэма Вергилия — это история Дидоны и Энея, история римского героя, соблазнённого африканской царицей, которой всё же не удаётся сделать так, чтобы он, опозорив себя и предав Рим, забыл своё происхождение, предназначение и долг, остался с нею навсегда, невольно наводила читателя на аналогии. Никто не мог отделаться от мыслей о Клеопатре, о Юлии Цезаре, который тоже был «скован цепями долга» и, подобно Энею, вернулся из Африки в Рим, и об Антонии, в котором чувство возобладало.
Дидона любит. Её любовь — это напасть, от которой сам Эней свободен, хотя он вовсе не бесчувствен: её упрёки мучительны для него, её мольбы раздирают ему сердце. Но Эней знает, что любовь — это несерьёзное дело, это не то, чему следует посвятить жизнь, где не должно быть места личным чувствам. Эней исполняет свой долг перед своим отцом и перед своим сыном, ибо на получении и передаче от отца к сыну — по прямой мужской линии — имени и собственности стоит государство. Будь Дидона его законной женой, он бы, наверное, так же ревностно выполнял свой долг и по отношению к ней, поскольку это входит в обязанности уважающего себя мужчины — защищать хозяйку своего дома, почитать мать своего сына. Однако внебрачные связи — это всего лишь мимолётные развлечения на досуге, отдых от трудов. «Частные», личные чувства, заставляющие индивидуума чего-то искать и добиваться для себя самого, причём это «что-то» не обязательно послужит на благо большей социальной группы, следует сурово осуждать и подавлять.
Именно этот закон преступили, как казалось римлянам, Антоний и Клеопатра. Когда Плутарх описывает, как Антоний, в нетерпеливом ожидании Клеопатры, вскакивает из-за стола и подбегает к берегу посмотреть, «не белеет ли ветрило», читателям, воспитанным на примере непреклонного Энея, его поведение казалось в лучшем случае недостойным, а в худшем — просто позорным.
Впрочем, фактические и эмоциональные аспекты этого анекдота, как и многих других, составляющих «легенду Клеопатры», могут быть поставлены под сомнение. Из Парфянского царства на левантийский берег Антоний привёл усталую и деморализованную армию. Клеопатра должна была привезти продовольствие и деньги для выплаты жалованья солдатам, которые в противном случае могли бы взбунтоваться. Так что вполне вероятно, что его нетерпение объясняется не только пылом стосковавшегося любовника.