– Значит, – возразила она, – либо прежние цари Египта были трусами, либо нужда их была не такой уж великой и не так тяжелы были их бедствия. Ты покажешь мне эти сокровища, Гармахис?
– Возможно, – ответил я, – я и покажу их тебе, если они действительно все еще там, но только если ты поклянешься использовать их для защиты Египта от этого римлянина Антония и для блага египетского народа.
– Клянусь! – горячо произнесла она. – Клянусь всеми богами Кемета, если ты найдешь для меня это великое сокровище, я брошу вызов Антонию, объявлю ему войну и отошлю Деллия обратно в Киликию с еще более оскорбительным посланием, чем то, которое он привез мне. Я пойду даже на большее, Гармахис: я в самом скором времени сочетаюсь с тобой браком и объявлю об этом всему миру, и ты сам осуществишь свои замыслы и изгонишь из страны римского орла.
Произнося эти слова, она смотрела на меня чистым искренним взглядом. Я поверил ей и впервые после моего падения на какое-то мгновение почувствовал себя счастливым, подумав, что для меня еще не все потеряно и что с Клеопатрой, которую я любил, словно безумец, я все еще смогу вернуть себе уважение, занять свое положение и получить власть.
– Клянись, что так и будет, Клеопатра! – сказал я.
– Клянусь, возлюбленный мой! А это скрепит мою клятву! – Она поцеловала меня в лоб. Я тоже поцеловал ее, и мы стали говорить о том, что будем делать, когда станем супругами и что надо сделать, дабы одолеть римлян.
Так я был снова вовлечен в обман, хотя верю, что, если бы не злобная ревность Хармионы, – которая, как вскоре будет рассказано, постоянно толкала ее на все новые и новые недостойные поступки, – Клеопатра сочеталась бы со мной браком и порвала бы с римлянами. И в тех условиях это было бы лучше и для нее, и для Египта.
Мы разговаривали допоздна, и я открыл ей часть древней тайны несметных сокровищ, сокрытых под пирамидой. Было решено, что утром мы выедем из Александрии и, через два дня прибыв на место, приступим к поискам. Поэтому утром, чуть свет, была тайно снаряжена ладья, и Клеопатра зашла на ее борт под покрывалом, выдав себя за знатную египтянку, совершающую паломничество в храм Хорэмахета. Я, тоже в одеяниях паломника, сел на ладью. С нами поплыли десять ее самых преданных слуг, одетых матросами. Хармионы с нами не было. С попутным ветром мы проплыли по Нилу мимо Канопа и уже к полночи достигли Саиса, где остановились на недолгий отдых. На рассвете мы отвязали наш корабль и весь день плыли на большой скорости. В третьем часу после заката солнца мы увидели огни крепости, называемой Вавилоном. Здесь, на противоположном берегу реки, мы незаметно причалили в зарослях тростника. Оттуда, соблюдая величайшую осторожность, мы стали тайком пробираться к пирамидам, до которых было две лиги пути. Нас было трое: Клеопатра, я и один преданный евнух, остальных слуг мы оставили в ладье. Я поймал для Клеопатры осла, бродившего по возделанному полю, и накинул ему на спину плащ. Клеопатра села верхом, и я повел его по известной мне тропинке. Евнух шел за нами пешком, замыкая небольшую процессию. Шли мы немногим больше часа. Наконец мы вышли на большую мощенную камнем дорогу, и нашему взору представились возвышавшиеся до самого ночного неба величественные пирамиды. При виде их мы в благоговейном трепете замолчали. Так, молча, мы прошли через город мертвых, между мрачных гробниц, поднялись по каменистому холму и наверху остановились в густой тени пирамиды Хуфу, его великолепного трона.
– Воистину, – прошептала Клеопатра, глядя на уходящий вверх сияющий мраморный склон, испещренный миллионами мистических символов, – воистину, в те дни Кеметом правили не люди, а боги. Это место печально, как сама смерть… Так же величественно и далеко от нас, людей. Нам нужно войти в пирамиду?
– Нет, – ответил я. – Вход не здесь. Идем дальше.
Я провел их через тысячу древних гробниц, пока мы не остановились подле пирамиды Великого Хафры и посмотрели на красную, пронзающую небо рукотворную гору.
– Вход здесь? – снова спросила она.
– Нет, не здесь, – шепнул я в ответ. – Идем дальше.
Мы еще прошли мимо множества усыпальниц и вышли к пирамиде Херу[25]. Там Клеопатра замерла, в изумлении взирая на ее изумительной красоты полированную грань, тысячелетиями, ночь за ночью отражавшую свет луны, и на ее основание из черного эфиопского камня. Ибо это самая прекрасная из всех пирамид.
– В эту пирамиду мы должны войти? – спросила она.
Я ответил:
– Да.
Мы прошли между храмом для культовых церемоний, посвященных его божественному величеству, Менкаура, пребывающего во власти Осириса, и основанием пирамиды и вышли к северной грани. На ней, прямо посередине, выбито имя фараона Менкаура, который построил эту пирамиду, сказав, что она стала его усыпальницей, и спрятал в ней свои сокровища, чтобы Кемет мог воспользоваться ими в самый тяжкий свой час.