Я не мог выносить более этой фальши, видя, как она играет мной, высказал ей всё, что было у меня на сердце. — Клеопатра! — вскричал я. — Ты клялась защищать Египет, а предаёшь его в руки римлян! Ты поклялась употребить сокровища, которые, я открыл тебе, на нужды Египта, а готова истратить их на позор ему — на оковы, в которые закуют его руки! Ты поклялась обвенчаться со мной, который любит тебя, всем пожертвовал ради тебя, а ты смеёшься и отталкиваешь меня! Я говорю тебе, именем грозных богов, говорю тебе, на тебя падёт проклятие Менкау-ра, которого ты ограбила! Пусти меня отсюда, и пусть свершится судьба моя! Пусти меня уйти, о, ты, прекрасная блудница! Ты — воплощённая ложь! Ты, кого я полюбил на свою погибель, кто низвёл на меня вечное проклятие и осуждение! Отпусти меня, чтобы я мог скрыться и не видеть более лица твоего!
Она встала, гневная и злобная. На неё страшно было смотреть!
— Отпустить тебя, чтобы ты злоумышлял против меня! Нет, Гармахис, ты не будешь более устраивать заговоры против моего трона! Я говорю тебе, что ты поедешь со мной к Антонию, в Киликию, а там, быть может, я отпущу тебя!
И прежде чем я мог ответить, она позвонила в серебряный колокольчик, висевший около неё. Не успел ещё звук его замереть вдали, как в одну дверь вошла Хармиона и с ней придворная дама, в другую — отряд солдат; четверо из них были телохранители царицы — сильные люди в крылатых шлемах, с длинными прекрасными волосами.
— Схватить изменника! — крикнула Клеопатра, указывая на меня.
Начальник телохранителей — это был Бренн — поклонился и направился ко мне с обнажённым мечом.
В отчаянии, доходящем до безумия, не заботясь о том, что буду убит, я, схватил его за горло и нанёс ему такой удар, что сильный, человек упал навзничь и его кольчуга зазвенела о мраморный пол. Когда он упал, я схватил его меч и щит и отразил удар другого стража, бросившегося было на меня. Затем в ответ я ударил его мечом в то место, где шея соединяется с плечами, и убил его. С подогнутыми коленями он упал мёртвый. Третьего я убил, прежде чем он ударил меня. Наконец, последний кинулся на меня с страшным криком. Кровь моя горела. Женщины испуганно закричали, только Клеопатра стояла, молча наблюдая неравный бой. Мы сцепились. Я ударил противника из всей силы, и это был могучий удар — меч, ударившись о железный щит, разлетелся вдребезги, оставив меня безоружным. С торжествующим криком мой противник поднял меч над моей головой, но я отравил удар щитом. Он снова поднял меч, но я снова отпарировал удар. В третий раз, когда он поднял меч, я с криком бросил свой щит ему в лицо. Отскочив от его щита, он сильно ударил его в грудь. Воин зашатался. Я обхватил его вокруг тела и повалил. С минуту этот высокий человек и я яростно боролись, потом — так велика была тогда моя сила! — я поднял его, как пёрышко, и бросил на мраморный пол с такой силой, что кости его разбились, и он замолчал.
Но я не удержался и упал на него. Тогда Бренн, которого я оглушил ударом, к тому времени уже успевший очнуться, подошёл ко мне сзади и ударил меня по голове мечом одного из убитых мной стражников.
Я лежал на полу, и это ослабило силу удара, мои густые пышные волосы и вышитая шапочка на голове несколько смягчили его, так что я был тяжело ранен, но жив, хотя бороться более не мог.
В это время евнухи, собравшиеся на шум, сбились в кучу, как стадо трусливых баранов, и смотрели на борьбу. Увидя меня лежащим на полу, они бросились ко мне, чтобы зарезать меня своими кинжалами. Бренн, выжидая, стоял около меня. Евнухи, наверное, убили бы меня, так как Клеопатра стояла, словно во сне, не двигаясь с места. Уже голова моя была загнута назад, и острие ножа коснулось моего горла, как вдруг Хармиона с криком: «Собаки!» — кинулась между ними и мной и загородила меня своим телом. В то же время Бренн с ругательством схватил двух из них и отбросил в сторону.
— Пощади его жизнь, царица! — закричал он на своём варварском языке. — Клянусь Юпитером, это храбрый человек! Безоружный, один, он свалил меня, как быка, и прикончил трёх моих молодцов! Я ценю такого храбреца! Будь милостива, царица, пощади его жизнь и отдай его мне!
— Пощади, пощади его! — вскричала Хармиона, вся бледная и дрожащая.
Клеопатра подошла ближе и посмотрела на меня, лежавшего на полу, меня, который был ей возлюбленным два дня тому назад, чья израненная голова лежала на белом платье Хармионы!
Глаза мои встретились с глазами Клеопатры. «Не щади! — прошептал я. — Горе побеждённым!»
Краска разлилась по её лицу — быть может, это была краска стыда!
— После всего ты всё ещё любишь этого человека, Хармиона? — спросила она с лёгкой усмешкой. — Ты решилась закрыть его своим нежным телом от ножей этих бесполых собак? — Она бросила гневный взгляд на евнухов.
— О нет, царица, — гордо отвечала девушка, — но я не могла вынести, чтобы такой добрый и храбрый человек был убит этими...