Клеопатра

   — Господин Антоний! — сказал я. — Египтянка посылает тебе прощальный привет. Египтянка умерла от своей собственной руки!

   — Умерла! Умерла! — вскричал он. — Разве египтянка умерла? И это очаровательное тело будет пищей червей? О, что это за женщина! Сердце моё и теперь рвётся к ней! Неужели она превзойдёт меня, меня, который был велик и славен? Неужели я так ничтожен, что женщина окажется мужественнее меня и смело пойдёт туда, куда я боюсь следовать за ней! Эрос, ты любил меня, когда я был ребёнком, — вспомни, как я нашёл в пустыне, обогатил, дал тебе место и богатство! Иди, выплати мне свой долг. Возьми этот меч и освободи Антония от всех его печалей!

   — О, господин мой, — вскричал грек, — я не могу! Как могу отнять я жизнь у богоподобного Антония?

   — Не возражай, Эрос! В последней крайности я требую этого от тебя! Исполняй моё приказание или уходи и оставь меня одного! Я не хочу более видеть тебя, неверный слуга!

Эрос обнажил меч, Антоний встал на колени перед ним, раскрыв грудь и устремив глаза к небу.

   — Я не могу! Не могу! — вскричал Эрос и, вдруг вонзив меч в своё сердце, упал мёртвым.

Антоний встал и долго смотрел на него.

   — Это благородно сделано, Эрос! — произнёс он. — Ты выше меня и дал мне хороший урок!

Он встал на колени и поцеловал умершего, затем, быстро вскочив, вытащил меч из сердца Эроса, воткнул его в свой живот и с громким стоном упал на ложе.

   — О, ты, Олимп! — вскричал он. — Боль выше сил моих! Прикончи меня, Олимп, прошу тебя!

Жалость охватила моё сердце, но я не мог убить его! Я вытащил меч из кишок, остановил поток крови и, позвав слуг, прибежавших на шум, приказал им привести из моего дома старую Атую. Она сейчас же пришла и принесла с собой трав и живительное питье. Я дал лекарства Антонию и приказал Атуе идти скорее, насколько позволяли ей старые ноги, к Клеопатре в гробницу и рассказать ей об Антонии.

Она ушла и скоро вернулась, говоря, что царица жива и зовёт Антония умирать в своих объятиях. С ней вместе пришёл Диомед. Когда Антоний услышал слова Атуи, его слабеющие силы вернулись к нему.

Я позвал рабов, которые, спрятавшись за занавес и колонны, смотрели на умирающего великого человека/— с большими усилиями мы понесли все вместе Антония и положили к подножию мавзолея.

Клеопатра, боясь предательства, не хотела отворить дверей и выкинула из окна толстую верёвку, к которой мы привязали Антония. Горько плача, Клеопатра вместе со своей Хармионой и гречанкой Ирой изо всей силы тянули верёвку, в то время как мы поддерживали Антония, который с тяжёлым стоном повис в воздухе, а кровь лилась ручьём из его раны. Дважды он был готов упасть на землю, но Клеопатра со всей силой любви и отчаяния тянула верёвку, пока не втащила его в окно. Все, видевшие это ужасное зрелище, горько плакали и били себя в грудь, все, кроме меня и Хармионы.

После Антония я с помощью Хармионы взобрался в гробницу и втянул верёвку за собой.

Там я нашёл Антония на золотом ложе Клеопатры. Она с обнажённой грудью, с лицом, залитым слезами, с волосами, разметавшимися около лица, стояла на коленях около Антония, целуя его и вытирая кровь из его раны своим платьем и волосами. Как описать мой стыд, мой позор! Я стоял, смотря на неё, и прежняя любовь проснулась в моём сердце, безумная ревность закипела во мне — я мог погубить их обоих, но не мог уничтожить их любовь.

   — О, Антоний, любовь моя, супруг мой, бог мой! — рыдала Клеопатра. — Жестокий Антоний, как можешь ты умереть, оставив меня одну с моим позором? Я скоро последую за тобой в могилу, Антоний! Очнись, очнись!

Он поднял голову и попросил пить. Я дал ему вина с лекарством, которое могло немного успокоить жгучую боль его ран. Выпив, Антоний велел Клеопатре лечь на ложе рядом с ним и обнять его. Та исполнила его желание. Антоний ещё раз выказал себя благородным мужем. Забыв свою ужасную боль и свои несчастия, он давал ей советы, заботился о её спасении, но Клеопатра не хотела слушать его.

   — Времени осталось немного, — сказала она, — будем говорить о нашей великой любви, которая длилась так долго и продолжится за пределами смерти. Помнишь ли ты ту ночь, когда ты в первый раз обнял меня и назвал меня своей любовью? О счастливая, счастливая ночь!

Жизнь хороша, даже когда кончается так горько, если в жизни была хотя одна такая ночь!

   — О египтянка, я хорошо помню всё и часто вспоминаю эту ночь, хотя с этой ночи счастье отлегло от меня и я погиб, погиб в твоей любви, о ты, красота мира! Я помню, — добавил он, — как ты выпила жемчужину и твой астролог сказал тебе: «Час проклятия Менкау-ра близок!» Долго потом эти слова преследовали меня, да и теперь звучат в моих ушах.

   — Он давно умер, любовь моя! — прошептала Клеопатра.

   — Если он умер, то я следую за ним! Что значили его слова?

   — Он умер, проклятый человек! Не будем говорить о нём! О, повернись и поцелуй меня! Твоё лицо бледнеет, конец близок!