Клеопатра

Началось все с того, что восемнадцать месяцев назад, когда Цезарь поднимался на Капитолий, у его триумфальной колесницы сломалась ось — непосредственно перед храмом Фортуны; потом ритм появления знамений ускорился и сами они умножились; тем не менее, согласно хронистам этого «объявленного убийства», сама жертва упорно не замечала столь очевидных предвестий.

По мнению историков (начиная с Николая Дамасского и кончая Плутархом и Дионом Кассием), которые на протяжении трех последующих веков составляли подробные описания тех странных дней, смерть Цезаря произошла в полном соответствии с неумолимым законом, управляющим, как они считали, судьбами трагических героев: ни одно важное событие не нарушает ход индивидуального бытия без того, чтобы боги заранее не предупредили человека о неминуемости этого события. Люди, как бывает в театральных пьесах, со страхом наблюдают эти знамения, но оказываются не в состоянии их расшифровать, ибо убежать от судьбы нельзя и она, безжалостная, не снимает печати со своей тайны.

Древние историки скрупулезно составили для нас каталог знамений, предвещавших покушение. Если им верить, в течение всей зимы, предшествовавшей убийству Цезаря, сама природа, в ее целостности, вопияла о том, что должно произойти. Всякий раз, когда авгуры вспарывали утробы жертвенных животных, чтобы по внутренностям прочитать будущее, плоть этих животных оказывалась больной или деформированной: какие-то органы отсутствовали, другие были чудовищно увеличены. Люди замечали на небе странные вспышки света, блуждающие в атмосфере химеры; были еще одинокие птицы, спускавшиеся на Форум средь бела дня, — верный знак того, что смерть скоро поразит кого-то и в тот фатальный миг никто и ничто его не спасет. Священные кони Цезаря — те самые, на которых пять лет назад он пересек Рубикон и которых затем посвятил богу этой реки, — тоже, казалось, предчувствовали надвигающуюся трагедию: они отказывались что-либо есть и бродили по полям, днем и ночью проливая потоки слез.

Даже древнейшие святилища Города не избежали эпидемии дурных предзнаменований: особенно странный феномен наблюдался в Регии[70], где хранился, вместе с анналами Рима, щит, который, согласно преданию, упал с неба семь веков назад, во времена царя Нумы. Говорили, что от этого щита зависит судьба Рима. Чтобы его не украли, Нума повелел выковать одиннадцать точно таких же щитов; их все сложили в глубине святилища, вместе с другим оружием, которое, как считалось, принадлежало богу Марсу. Так вот, той зимой, когда знамения следовали за знамениями, некоторые люди клялись, будто, бог весть по какой таинственной причине, много раз видели и слышали, как все эти предметы вооружения колотились друг о друга.

Потом, утверждают хронисты, поскольку римляне все еще не могли расшифровать смысл посланий небес, боги решили высказать свою волю ясно: когда Цезарь подарил своим ветеранам землю в Капуе, поблизости от Неаполя, те, начав восстанавливать этот город, обнаружили гробницу Капия[71], его первооснователя. Помимо костей и нескольких древних сосудов они откопали бронзовую табличку с текстом, написанным по-гречески. Текст содержал более чем очевидную угрозу: «Когда потревожен будет Капиев прах, тогда потомок его погибнет от руки сородичей и будет отмщен великим по всей Италии кровопролитием».

Итак, гибель Цезаря была предрешена; за ней должна была последовать гибель Рима. Катаклизм. Среди этого вороха знамений с тревожным постоянством вновь и вновь упоминается огонь: например, некоторые уверяли, будто видели, как огненные шары пересекали небо из конца в конец; или будто вдруг сталкивались нос к носу с людьми, пылающими, как живые факелы, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись. Другие римляне утверждали, что прямо в городе, в присутствии множества свидетелей, рука одного солдата непонятным образом воспламенилась, но, казалось, это не причиняло человеку никакого страдания, и потом на коже его не видели ни малейших следов ожога[72].

Все эти огненные феномены явно предвещали какое-то скорбное событие — очевидно, намекали на погребальные костры. Если не на что-то еще более ужасное: например, на то, что Рим погибнет в судьбоносном пожаре, как Троя восемь веков назад. А может — почему бы и нет — на вселенский пожар, который, как полагали некоторые, станет концом мира.

* * *

Что касается Трастевере, то там жизнь не изменилась. Ребенок потихоньку рос; по вечерам часто устраивались званые обеды; гостей в садах Цезаря было больше, чем прежде. За одними царица следила издали, с другими пыталась познакомиться поближе. Мы не знаем, проникали ли тревожные слухи (вместе с приглашенными) в ее дом; не знаем, просила ли она своих астрологов, когда в садах вновь становилось тихо и безлюдно, понаблюдать за ночным небом и расшифровать его знаки.

* * *