Насколько можно восстановить реальную, не подправленную пиарщиками хронологию событий, в лагере Антония обстановка накалилась задолго до развода. Несмотря на все утверждения о том, что римлянин благородных кровей ползает у ее ног, в это время вообще не слышно нежных перезвонов серебристого голоса Клеопатры. Мнений насчет смутно вырисовывающегося на горизонте конфликта не меньше, чем советчиков у Антония. По множеству причин, большая часть которых связана с юридической стороной вопроса, некоторые друзья продолжают видеть в Клеопатре обузу. Военный лагерь – не место для женщины. Она отвлекает полководца. Она не должна участвовать в военном совете, так как не командует войсками. Антоний не может войти в Рим вместе с иностранкой, и не нужно ему было столько времени ждать. Он растратил свое преимущество из-за египтянки. Критика подействовала на нее не лучшим образом. Соратники Антония в Риме отправили в Афины его друга Геминия, чтобы умолять его вернуться и защищаться от Октавиана дома. Как можно позволить противнику беспрепятственно отстранить себя от власти и признать врагом отечества, покоренным иностранкой? Геминия неспроста выбрали для подобной деликатной миссии – у него был опыт такой безрассудной и ненужной любви. Клеопатра подозревает, что это все дело рук Октавии, и обращается с Геминием соответственно. Не дает ему приближаться к Антонию. За столом сажает среди самых незначительных гостей. Обрушивает на него потоки сарказма. Геминий все сносит молча, терпеливо ожидая встречи с Марком Антонием. Клеопатра в разгар шумного пира требует объяснить, зачем он приехал. Он отвечает, что об этом «следует говорить на трезвую голову, но одно он знает наверное, пьяный не хуже, чем трезвый: все пойдет на лад, если Клеопатра вернется в Египет» [41]. Антоний свирепеет. Клеопатра реагирует более жестко. Спасибо, говорит она, что ответил честно и даже без пытки. Через несколько дней он бежит в Рим, к Октавиану.
Приближенным Клеопатры тоже не удается наладить контакт с римлянами, которые уже сверх меры пресытились «шутовством и пьяным разгулом» египтян [42]. По непонятным причинам Планк, танцующая рыбка бурных александрийских застолий, тоже бежит в Рим. Возможно, его дезертирство не имеет ничего общего ни с Клеопатрой, ни с ее обществом. Прирожденный лакей, Планк всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Он предает так же умело, как кланяется и шаркает ножкой. «Словно по болезненному влечению к предательству» [43], – позже скажет о нем историк. Это, однако, человек с безошибочным политическим чутьем. Что-то несомненно его насторожило, заставило сомневаться, что Антоний, несмотря на превосходство в силе, влиянии и опыте, сможет одолеть Октавиана. А ведь Планк числится среди ближайших советников Антония, одно время он заведовал всей его перепиской и знает его секреты. Он бежит к Октавиану с подробными отчетами о массажах ног, роскошных пирах и заносчивых царицах, а также с информацией о завещании Антония, которое он видел своими глазами [44]. Октавиан тут же добывает документ у весталок, где он вообще-то должен быть в полной неприкосновенности. Там он находит (или заявляет, что нашел) кое-что скандальное и зачитывает особенно интересные места в сенате. Большинство сенаторов не хотят участвовать в подобном правонарушении. Завещание человека должно оглашаться после смерти, незаконно вскрывать его до того. Ропот умолкает, когда Октавиан доходит до самого чудовищного распоряжения. Даже в случае его смерти в Риме Антоний завещает, чтобы тело «пронесли в погребальном шествии через Форум, а затем отправили в Александрию, к Клеопатре»[110]
[45].