Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Будущее царицы в римской историографии решилось благодаря недоразумению: Клеопатра пообещала Цицерону некую книгу, возможно из Александрийской библиотеки. И почему-то не выполнила обещания. Совершенно ясно, что она нисколько не заботилась о его чувствах. И еще глубже их ранила чуть позже, когда к вилле оратора подъехал вельможа из свиты царицы, посланный – как выяснилось – не за Цицероном, а за его лучшим другом. Здесь много неясного – уже две тысячи лет мы пытаемся прочитать, о чем умолчал философ, – но за глубокомысленными недомолвками и туманными намеками прячется скорее кто-то оконфуженный, а не оскорбленный. Он внезапно приготовился к нападению – либо устыдившись собственного обращения за услугой к царице, либо раздраженный самим фактом своего с ней общения. Похоже, все-таки попал под ее чары. Даже потрудился объяснить в письме к Аттику, что их контакты «имели отношение к науке и соответствовали моему достоинству, так что я осмелился бы сказать о них даже на публичном выступлении» [9]. Ничего предосудительного – посланник Клеопатры может это подтвердить. Однако достоинство Цицерона пострадало. Результатом стала стремительно накатившая ненависть. Что она и ее приближенные о себе возомнили? Мало кому в истории приходилось так дорого платить за забытую книжку: из-за своей оплошности она приобрела в Цицероне заклятого врага – хотя надо отметить, что он обрушил на царицу Египта свой благородный гнев только после ее отъезда из Рима, скорее всего окончательного. И, несмотря на неприязнь, частенько с ней общался – в обществе, если не на вилле Цезаря, – что, конечно, многое о нем говорит.

Впрочем, у Цицерона и помимо «книжного инцидента» имелось множество причин не любить Клеопатру. Оставаясь непримиримым сторонником Помпея, он весьма прохладно относился к Цезарю, который вел себя с великим оратором покровительственно и не воздавал должного его мудрости. Цицерон в свое время уже высказывался критически об отце Клеопатры. Он лично знал Авлета и считал его плохой пародией на царя: говорил, что «его александрийское высочество» вообще не царь – «ни по своему происхождению, ни по духу»[76] [10]. Республиканец до мозга костей, Цицерон гораздо больше времени посвятил египетским делам, чем ему хотелось бы: от них вечно попахивало бесчестным [11]. Когда Клеопатра была еще ребенком, он хотел поехать послом ко двору ее отца, но беспокоился, как это назначение воспримут грядущие поколения и римская знать. К тому же у оратора были странные отношения с женщинами. Он долго жаловался, что первая жена слишком увлекалась общественными делами и не слишком – домашними. Избавившись от одной самостоятельной, мыслящей, волевой женщины, он не испытывал симпатии к другой. А вот дочь свою обожал беззаветно, дал ей самое лучшее образование. Она умерла внезапно, родами, в феврале 45 года до н. э., не дожив до тридцати лет. Горе раздавило Цицерона, он долгие месяцы страдал от боли. Периодически на него нападали приступы рыдания, и друзья мягко пытались убедить его держать себя в руках[77]. Однако эта потеря не сблизила его с другой женщиной, здравомыслящей и молодой, тоже принадлежавшей к поколению его дочери. Когда он увидел, что новая жена, совсем еще подросток, недостаточно сильно потрясена его утратой, Цицерон избавился и от нее. Они развелись через несколько месяцев после свадьбы.

«О гордости же самой царицы, когда она находилась в садах за Тибром, не могу вспомнить без сильной скорби» [12], – писал Цицерон в середине 44 года до н. э. В этом смысле они друг друга стоили: оратор признавался, что ему свойственны «некоторое тщеславие и даже славолюбие» [13]. Позже Плутарх высказался более развернуто [14]. Каким бы он ни был умницей, как бы ни был разобран на цитаты, но бесконечные дифирамбы Цицерона самому себе очень утомляли. Его труды полны беззастенчивого самопиара. Дион тоже не особенно церемонился, описывая первого римского оратора: «Это был величайший хвастун на свете» [15]. Особенно гордыню Цицерона тешила личная библиотека – наверное, главная любовь его жизни. Сложно сказать, что могло доставить ему больше радости – ну разве что уклонение от закона о расходах. Ему нравилось считать себя состоятельным человеком. Он гордился своими книгами. Этого было вполне достаточно, чтобы не любить Клеопатру: умные женщины с более крутыми библиотеками, чем у него, заставляли Цицерона чувствовать себя трижды оскорбленным.