К маю 44 года до н. э. Цицерон, уехавший из ставшего небезопасным для него Рима, остановил свой выбор на Долабелле, хотя и с оговорками. Этот лихой командир четыре года был его зятем. Он развелся с дочерью Цицерона во время ее беременности и не спешил, как надлежало, возвращать приданое. Когда-то пылкий цезарианец, Долабелла после ид пошел против бывшего благодетеля, и даже делал вид, что участвовал в заговоре, который публично одобрял. Цицерон громко аплодировал ему из своего поместья. Первого мая бывший зять стал уже его «превосходным Долабеллой» [70]. Коренастый, длинноволосый Долабелла произнес просто-таки звездную речь. Цицерон поплыл от удовольствия. Долабелла так красноречиво защищал убийц, что на Брута тотчас же захотелось надеть корону. Конечно же, писал Цицерон, Долабелла уже знает о его глубоком к нему почтении? (Скорее Долабелла знал как раз обратное.) Долабелла разрушил временную колонну, поставленную в память о Цезаре. Подавил процезарианские выступления. Обожание Цицерона росло. «В любви никогда не было ничего более пылкого», – изливает он душу в письме Долабелле. Судьба республики лежала на плечах Долабеллы.
Через неделю Цицерон отвернулся от бывшего зятя. Он объявил себя злейшим врагом Долабеллы. Что же случилось в столь короткий срок? Несмотря на залпы комплиментов, Долабелла так и не соизволил выплатить долг. Это была всего-навсего передышка – Цицерон не сдержался и начал бурно поздравлять Долабеллу с гениальной тирадой против Антония, которая размягчила сердце философа. Здесь тоже личная вражда взяла верх над политикой. Публий Корнелий Долабелла и Марк Антоний, оба бывшие доверенными лицами у Цезаря, на протяжении нескольких лет конфликтовали из-за некоторой нескромности тогдашней жены Антония (собственно, вследствие этого она очень скоро стала его бывшей женой). Иногда действительно кажется, что в Риме в то время имелось всего десять женщин. И, по мнению Цицерона, Марк Антоний спал с каждой из них.
Политику давно уже назвали «систематически организуемой ненавистью»[85]
[71]. Нельзя лучше описать Рим в последовавшие за памятными Мартовскими идами годы, когда именно личная вражда, а не важные политические вопросы, разделяла убийц Цезаря, наследников Цезаря и последних помпейцев, каждый из которых, казалось, имел свою армию, свою программу и свои амбиции. В этом клубке вендетт самой непримиримой была война Цицерона с Антонием. Неприязнь уходила корнями глубоко в прошлое. Отец Антония умер, когда мальчику было десять, и оставил столько долгов, что тому пришлось отказаться от наследства. Его отчима, знаменитого оратора, приговорили к смерти по приказу Цицерона. От отца Антонию достался жизнерадостный, непредсказуемый характер; дурное настроение вдруг сменялось бурным весельем и наоборот. Его мать – по общему мнению, не женщина, а стихия – похоже, привила беспокойному сыну вкус к здравомыслящим, волевым подругам. Без них Антоний вряд ли дотянул бы до марта 44 года до н. э. – и, скорее всего, гораздо раньше разрушил бы свою жизнь, которая и так выглядела не очень удачной. Он, еще будучи подростком, подкрепил репутацию своей семьи как некредитоспособной. С его безупречной военной славой могла спорить только его же слава кутилы. Он оставлял позади самых закаленных, они едва выживали после его пирушек [72]. Он любил жизнь на широкую ногу, веселые загулы, порочных женщин. Он был до неприличия щедрым (несложно быть щедрым, когда даришь кому-то чужой дом). У гениального кавалерийского офицера Антония была харизма Цезаря, но не было ни капли его самообладания. Недаром в 44 году до н. э. заговорщики посчитали его слишком непоследовательным, чтобы представлять какую-то угрозу.