Клеопатра

— Как мне хотелось бы, чтобы для всех нас вновь настали более счастливые времена! — вздохнула Клеопатра, вспоминая те дни, когда Аммоний и ее статный двоюродный брат приезжали ко двору и рассказывали истории об интригах в Риме. — Но я понимаю его нежелание связываться с нынешним правительством.

— Он — человек твоего отца. Но он твой родич и теперь, когда потребовалось сослужить тебе службу, станет твоим человеком. Не волнуйся. Он стал настоящим мастаком по части сбора всяких сведений. Почти так же хорош, как я сам. Но еще не совсем. Пока нет.

Клеопатра, стоя на борту судна, приветствовала своих сторонников, благодаря каждого за то, что он присоединился к ней. Когда корабль отплыл по направлению к Фивам, царица удалилась в свою каюту, чтобы проверить, как обстоит дело с ее вещами. Затаив дыхание, она откинула крышки сундуков и с облегчением убедилась, что все на месте. Это служило дополнительным подтверждением тому, что те, кому она доверила свою жизнь, были безоговорочно преданы ей. Никто, кроме Хармионы, Гефестиона и самой царицы, не знал о сокровищах, спрятанных в ее личных вещах. С раннего детства она научилась от своего отца простой истине: никогда не покидай дом без хорошего запаса денежных средств.

* * *

Во время путешествия по реке Клеопатра просыпалась рано. Нашарив в темной каюте маленькую плошку с масляным фитилем, она зажигала свет и выходила на палубу, чтобы понаблюдать, как над рекой встает нежный рассвет. Ей нравилось дышать свежим утренним воздухом — до того, как солнечный жар обрушивался на судно, подобно молоту кузнеца, с размаху падающему на наковальню, и загонял ее обратно в каюту, где она лежала весь день напролет, вялая и подавленная. Царица обнаружила, что только эти рассветные часы на палубе дают ей силу пережить день.

Гефестион часто присоединялся к ней, но в это утро она была одна, не считая нескольких матросов, занятых своими делами. Клеопатра попросила Хармиону остаться внизу и теперь могла спокойно поразмыслить, помолиться и подумать о планах на будущее. Она тосковала по своей спальне во дворце, где в открытое окно врывался ароматный воздух со Средиземного моря, по воздуху Александрии с ее умеренным климатом, с ее садами и пальмовыми аллеями.

Ни царица, ни первый советник не были подготовлены к той мере страданий, которые засуха и голод принесли людям, чье благоденствие зависело от ежегодных разливов Нила, благословлявшего поля новым слоем плодородного ила. Но на этот год жизнедарящая вода не пришла. Мать Египта, поившая плодородные берега своим молоком, в этом году отняла пропитание у своих детей. И дети Египта, испуганные, голодные и безумные, неспособные придумать иной способ выживания, нежели тот, который они знали с рождения, были охвачены паникой.

Повсюду в сельской местности люди покидали свои деревни. Земляные хижины на речных берегах, некогда населенные крестьянскими семьями, ныне стояли брошенные и растрескавшиеся, превращаясь в пыль под безжалостными ударами солнечных лучей. Жрецы некоторых египетских культов сбежали в Александрию, бросив свои святилища и храмы. Крестьяне, изголодавшиеся и разгневанные тем, что их долю того самого урожая, который они вырастили, отбирают у них и отправляют прочь, чтобы накормить население городов, захватывали храмы и другие святые места, забирали для себя и своих детей скудное продовольствие, оставленное жрецами.

Когда корабль царицы останавливался в деревнях, вытянувшихся вдоль реки, Клеопатра сталкивалась с яростью местных жителей, ведь для них она была еще одной из тех самых греческих захватчиков, из-за которых они сейчас умирают от голода. Все знали, что правительство контролирует Нил. Речные рабочие и инженеры измеряли уровень воды и вели записи, строили каналы, по которым вода поступала на поля, сооружали водяные колеса, дамбы и плотины. Некоторые полагали, что правительство Птолемеев нарочно отводит воду с их земель.

Клеопатра не бежала прочь от людской злобы, она говорила с египтянами на их языке и убеждала их, что гневаться следует на тех, кто издал указ о конфискации зерна. Иногда ей сопутствовал успех — удавалось завоевать верность тех, кто еще оставался в деревнях. Но иногда ее постигала неудача. Один человек посмотрел ей прямо в глаза и сказал: «Когда я буду сыт, у меня будут силы направить мой гнев на того, на кого надо».

Коренное население прибрежных земель прибегало к древним видам магии, чтобы вынудить богов откликнуться. Даже в предрассветные часы Клеопатра слышала бой барабанов — это подражание грому призывало небожителей послать дождь. Она видела старика, собиравшего пыль с храмовых полов, чтобы рассеять ее над умирающими посевами.

«Они должны кормить слабых, оставшихся здесь, — сказал единственный жрец, не покинувший деревню, которую как-то посетили беглецы. — Молодые и сильные ушли туда, где, как им кажется, они смогут найти пропитание».