— Значит, завтра вечером? Этого времени тебе будет достаточно, чтобы принять решение?
— Посмотрим, — застенчиво промолвила она.
— Могу ли я попробовать, каковы на вкус твои губы?
Клеопатра ощутила стыдливый девичий страх, но не сказала ничего. Ахилла склонился к ней, приблизив к ней лицо. Она не остановила его. Он нежно поцеловал ее, позволив себе провести языком по ее губам.
— Завтра, госпожа моя.
Он вышел быстрой походкой, плащ развевался у него за спиной. Клеопатра молча смотрела ему вслед.
Едва Хармиона услышала, что визитер удалился, она ворвалась в прихожую, словно смерч.
— Похоже, что этот человек твердо намерен избавить меня от угрозы остаться девственницей, — сказала Клеопатра, успокаивая дыхание и стараясь вести себя беспечно, хотя никакой беспечности не ощущала. — Он и не знает, что бог уже совершил это.
— Он пытался соблазнить тебя? — переспросила Хармиона, пораженная услышанным.
— И собирается вернуться завтра вечером, чтобы довершить дело. Если я соединюсь с ним, то буду полностью в его воле. Он спокойно сможет сообщить брату о моей измене. Если мне не удастся сбежать до завтрашнего вечера и я откажу ему, он, несомненно, найдет способ разделаться со мною.
Клеопатра взяла ручное зеркальце, которое Хармиона не успела еще запаковать, и начала внимательно разглядывать свое лицо. Губы ее за последнее время сделались полными и сочными — видимо, именно такие губы любят целовать мужчины. Ей исполнилось девятнадцать лет, и она была готова к радостям любви — возможно, слишком готова. Она боялась, что плотское желание в конце концов возобладает над здравым смыслом. Она должна научиться быть более сдержанной, но знала, что это будет нелегко.
Клеопатра проснулась от приглушенного басовитого гула мужских голосов. Она лежала недвижно, боясь пошевелиться. С того момента, когда она встанет с постели и начнет осуществлять задуманную хитрость, она станет мятежником, ренегатом — Цезарем. Хотела бы она обладать его неустрашимым нравом и непоколебимой уверенностью!
Осталось меньше часа до рассвета — до условленного времени, когда караул с наружной стороны двери в ее комнаты должен быть заменен людьми Гефестиона. Клеопатра услышала шорох ткани; когда глаза ее приспособились к темноте, она увидела, что Хармиона уже встала и теперь складывает то, что еще оставалось из их личных вещей, в большую корзину для белья. Клеопатра спрыгнула с кровати, плеснула водой себе в лицо, скинула ночную сорочку из тонкого шелка и надела простую хлопковую рубашку. Не говоря ни слова, Хармиона нахлобучила себе на голову египетский парик, пристроила его поровнее, а затем надела такой же парик на царицу. В отличие от тщательно подобранного парика из девичьих локонов, который Клеопатра носила в Фивах, это были дешевые парики из конского волоса, купленные на рынке и предназначенные для тех, кто не может позволить себе ничего лучшего.
Дверь открылась, и стражи впустили в комнату женщин, которым предстояло сопровождать царицу в изгнании. Это были здоровенные бабы, способные нести столько груза, сколько потребуется. Они водрузили корзины к себе на головы и вышли. Клеопатра напоследок обвела взглядом комнату, с детских лет служившую ей спальней, свое привычное обиталище. Увидит ли она эту комнату когда-либо вновь? Девушка пыталась не думать о том, что ей пришлось оставить здесь. Что проку беспокоиться о вещах? Если она погибнет от рук Потиния и своего брата, эти самые вещи, заботливо хранимые ею, украсят ее погребальную камеру. Она повернулась спиной ко всему, что знала, и вышла прочь.
В залах и коридорах было тихо и сумрачно, дневной свет еще скрывался под темным покрывалом ночи. Беглянки шли, не зажигая света, из опасения разбудить слуг. Сидящий на корточках дворцовый служитель-египтянин поднял голову и пробормотал:
— Раненько сегодня поднялись, а?
Ему ответила сама царица. Она говорила на египетском наречии, голосом настолько смиренным, насколько могла:
— Сегодня мне позволено навестить мою мать, но только после того, как мы выстираем белье царицы.
Он понимающе улыбнулся и вернулся к своим предутренним размышлениям. Клеопатра почувствовала, как кровь быстрее заструилась в жилах. Девушке вспомнились давние дни, когда она пускалась в приключения вместе с Мохамой, пробираясь мимо этих же самых слуг и успешно ускользая от утомительных ритуалов придворной жизни. Она ощутила, как ее страх сменяется возбуждением. У нее было немало опыта в искусстве побегов из дворца. Но Хармиона, которая никогда прежде не переодевалась, скрывая свою истинную внешность, и к тому же не говорила по-египетски, напряженно вышагивала рядом, и Клеопатра опасалась, что величественная осанка Хармионы может их выдать. Две женщины плечом к плечу миновали кухни и вышли в дверь, которая вела на грузовой причал. Кухарки утренней смены уже раздували огонь в очагах, готовясь начать повседневную работу.