Клеопатра

Клеопатра пыталась поддерживать легкий разговор с римлянином, который старательно развлекал ее, в то же самое время гадая, сколько времени ей следует просидеть за ужином, прежде чем она сможет проскользнуть в комнаты первого министра и узнать, удалось ли ему набрать людей, которые помогут ей выбраться из города.

— Царица, прошу простить меня за дерзость, но я должен кое-что узнать, — сказал Гней, наклоняясь к ней поближе, кидая взоры в вырез ее платья и щекоча теплым дыханием ее ухо, так чтобы никто не могу услышать его шепот. — Как такая красивая молодая царица терпит супружескую жизнь с маленьким мальчиком-мужем? Я не понимаю ваших обычаев. Я знаю склонность греков к незрелым юношам, но, несомненно, женщине, особенно такой дивной женщине, как ты, на брачном ложе нужен взрослый мужчина, не так ли?

Он был наделен всеми качествами своего отца, которые заставляли ее краснеть, когда она была еще девочкой. Этот рост, широкие плечи, манящие глаза, этот голос — завораживающий, чарующий. Клеопатра молчала, не отвечая на вопрос и всем сердцем желая, чтобы в этот миг она была кем угодно, только не царицей Египта. Она с удовольствием забыла бы свой долг и положение и бросилась в объятия Гнея, словно обыкновенная шлюха. Но этому не бывать. Она напомнила себе о том, что после наступления темноты ей предстоит другая тайная встреча — с теми, кто рискует своими жизнями ради ее верховной власти.

— Брак между братом и сестрой — это древний обычай фараонов, и мой предок Птолемей принял его, чтобы умиротворить коренное население Египта. Египтяне верили, что фараоны были богами и что их божественная кровь не должна была смешиваться с кровью простых смертных. Я знаю, это кажется странным, но моя семья успешно следует этой традиции почти триста лет. Я думаю, что, когда мой брат достигнет зрелости, мы с ним произведем на свет множество детей и будем жить вполне счастливо.

Клеопатра гадала, удалось ли ей вложить в свой тон достаточно убедительности. Все это время в голове ее вертелась мысль о возможных выгодах от союза со старшим сыном Помпея. Существует ли какая-либо выигрышная сделка, которую она могла бы скрепить, дав волю плотским желаниям? Было бы очень соблазнительно использовать человека, так близко стоящего к источнику могущества. Но она просто не могла убедить себя, что Помпей возьмет верх над искусным в интригах Юлием Цезарем. И все же как хотелось слегка наклониться вперед и подставить губы этому великолепному молодому человеку, сидящему рядом!

Клеопатра позволила себе еще один долгий взгляд в глаза Гнею, а затем с сожалением ушла в свою комнату, где Хармиона уже собирала ее притирания и краски для лица.

— Я хочу, чтобы ты как следует поразмыслила о трудностях этого путешествия, — обратилась к ней Клеопатра. — Это не будет похоже на изгнание, проведенное в изящном особняке Помпея. Мы обе знаем, что ты — утонченная женщина, не привыкшая к тяжелым путешествиям и жизни на открытом воздухе. А нам предстоит и то, и другое. Я не смогу обеспечить тебе ни уюта, ни безопасности.

— Что? — негромко, но возмущенно переспросила Хармиона. — Я думала, ты заботишься о твоей Хармионе. А ты хочешь, чтобы я осталась здесь и погибла от ножа Арсинои или от яда Потиния?

Она выпрямилась во весь рост. Хармиона не была высокой, но благодаря прямой осанке и величественной манере держаться казалась выше.

— Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, но я могу отослать тебя куда-нибудь — например, в Грецию — до тех пор, пока мы не сможем спокойно вернуться в Александрию.

— А кто присмотрит за тем, чтобы ты правильно питалась? Кто позаботится о твоем гардеробе? Ты думаешь, что в тот момент, когда тебе нужно будет выглядеть истинной царицей, солдаты и рабы смогут подобрать тебе платье? Завить волосы? Да через неделю без моих забот ты будешь похожа на обносившегося пехотинца! Ты станешь тощей, как тростинка, потому что не будешь питаться вовремя. Я тебя знаю. Я ведь растила тебя с тех пор, когда ты была еще девочкой, не забыла?

Будучи всего на одиннадцать лет старше девятнадцатилетней царицы, Хармиона продолжала играть роль строгой няньки.

Их разговор прервало появление стража, который сообщил царице, что Ахилла стоит за дверью ее комнаты и испрашивает беседы наедине. Клеопатра старательно не смотрела в сторону Хармионы, чтобы обмен испуганными взглядами не насторожил охранника. Царица не могла придумать, что ей делать. Отказать Ахилле — значит разбудить в нем подозрения. Принять — значит рисковать, что все будет раскрыто. Быть может, он уже знает о ее планах побега? Неужели ее предали?

— Скажи ему, что я приму его в передней, — сказала наконец Клеопатра стражнику.