Ее отстранили от участия в делах правительства, но Гефестион сообщал ей мрачные новости. Предыдущим летом истинная мать Египта, жизнедарящий Нил поднялся лишь на половину высоты своего обычного разлива. Теперь в стране не хватало пищи. Без разрешения царицы регентский совет издал указ, подписанный именами ее и ее брата, и в указе том говорилось, что зерно не будет распределяться по провинциям, а вместо этого должно отсылаться прямиком в Александрию, дабы предотвратить голод в столице. Наказанием для торговцев зерном, пойманных на поставках пищи в провинции, была смертная казнь. Народ сбегал из провинциальных номов и заполонял столицу. Те, кто оставались, либо умирали от голода, либо объединялись в шайки и поднимали мятежи. Какой выбор предоставил им регентский совет? Он защищал свои собственные интересы и интересы греков, живущих в Александрии, одновременно обрекая на голодную смерть коренное население. Клеопатра подумала о своих верных сторонниках в Фивах, которые наверняка считают, что она предала их. Но она ничего не могла поделать.
Хармиона не отходила от нее, наблюдая полным подозрения взглядом, как рабы отведывают каждую порцию, предназначенную для Клеопатры, и тщательно изучая белье и одежду, полученные из стирки, — не пропитана ли ткань тайной отравой? Хармиона даже привела во дворец старуху-нубийку, чтобы та ежедневно предсказывала судьбу царицы и изучала ее вещи в поисках проклятий, наложенных так, что неопытный глаз может не заметить их.
Клеопатра не получала никаких писем. Она требовала, чтобы послания, пришедшие для нее из внутренних областей царства или из-за границы, немедленно передавались ей, но в ответ получала лишь заверения, что ей никто не пишет. Впервые на ее памяти она была лишена доступа к сведениям, собранным хитрой шпионской сетью, которую создал еще ее отец. Ни известий от Архимеда или Аммония, ни словечка от ее знакомцев на востоке. Она была уверена, что регенты перехватывают предназначенные для нее послания.
После нескольких месяцев заточения и плохих новостей Клеопатра получила известие о том, что в Александрию прибыл старший сын Помпея, Гней.
— И я должна выйти к нему, как будто ничего не случилось? — спросила она у Гефестиона.
— Совершенно верно, как я полагаю, госпожа, — отозвался тот. — Быть может, мы сумеем использовать этот неожиданный визит к нашей пользе.
Клеопатра содрогнулась, входя в царскую палату приемов, где она и ее отец в былые времена проводили долгие часы за делами. Ее приземистого толстого братца сопровождали регенты. Потиний был облачен в свои обычные одеяния. Ахилла надел официальный наряд военачальника, а Теодот, как всегда неодобрительно поджимавший морщинистые губы, таскал на плечах мантию ученого. Что, интересно, должен был подумать римлянин при виде этого сборища комических персонажей, управляющих государством?
Гней унаследовал от отца высокий рост, классическую римскую стать и внушительную манеру держаться. Клеопатра была рада, что у нее имелось время позаботиться о своей внешности. В отсутствие прочих дел они с Хармионой совершенствовали тонкости наложения косметики, которая придавала царице достойный вид. Она по-прежнему сурьмила глаза и накладывала краску на губы и ладони. Но рабыня-банщица предложила еще полоскать волосы царицы в настое хны, чтобы усилить их блеск, и покороче обрезать волосы, обрамляющие лицо, в то время как вся остальная шевелюра искусно укладывалась в узел на затылке. Все эти изменения выставляли в выгодном свете наиболее привлекательные черты Клеопатры — зеленоватые глаза, густые темные волосы, отливающие рыжиной, сочные полные губы, четко очерченные скулы; а крупный по-мужски нос словно бы уменьшался.
Она была одета в простое платье, подчеркивавшее приятные изгибы ее тела, — наконец-то фигура Клеопатры стала женственной. Не имея возможности каждый день кататься верхом, она набрала несколько фунтов веса, и они распределились как раз в нужных местах. Клеопатра была весьма горда своей новой фигурой. Ей понравилось носить платья из изысканных тканей, украшенных длинными нитями жемчуга или застежками из крупных изумрудов. Она смешивала для себя особые ароматические масла, взяв с алхимика клятву, что он сохранит их состав в секрете. Если в прошлом она использовала все эти ухищрения, чтобы скрывать свою юность, то теперь они были нужны ей ради того, чтобы усилить ее естественное очарование.
Хотя Клеопатра и не стала красавицей, но она была более чем привлекательна и прекрасно знала это. Она замечала и взгляды, задерживавшиеся на ее лице и фигуре несколько дольше, нежели пристало рассматривать царицу, и учащенное дыхание мужчин, мимо которых она проходила, — словно они пытались насладиться не только приятным зрелищем, но и небывалым ароматом прелестного цветка.
В глазах римлянина тоже отразилось восхищение внешностью Клеопатры, и она не смогла этого не отметить. Бросив взгляд на своего брата, который, похоже, был потрясен неожиданной чувственностью сестры, она поняла, что застала его врасплох.