Клеопатра

— Теперь мы не просто торгуемся с Римом, мы уже строим планы, как бы покорить его? Ты хочешь жить среди этих диких парфян? Клеопатра, мне кажется, у тебя началась предбитвенная лихорадка. Боюсь, ты сходишь с ума.

— А что мне еще делать, если против меня сам Помпей? Откуда я знаю, насколько Помпей чувствует себя в долгу перед Потинием за пятьдесят кораблей и пять сотен солдат Габиния? — спросила она, повторяя вслух аргументы, которые уже звучали у нее в голове тысячу раз. — Но если я выйду замуж за царя, обладающего богатством и могуществом, Помпей может принять мои требования всерьез.

— Мне не нравятся эти разговоры о твоем браке с каким-нибудь варварским царем, — сердито бросил Архимед.

— Ну что ж, до этого может и не дойти. Даже если мы не выиграем эту битву, даже если мой брат возьмет меня в плен, я все же могу найти способ в нужный момент разоблачить перед Помпеем антиримские настроения Потиния. Быть может, я смогу действовать через сына Помпея, Гнея. Я ему, кажется, нравлюсь.

— Вот как? — сухо сказал Архимед.

— Да. Он пытался соблазнить меня, когда был у нас во дворце.

— Клеопатра, я никогда не думал, что ты настолько наивна. Неужели ты думаешь, что мимолетные сексуальные желания мужчины могут повлиять на его политический выбор, тем более вопреки воле его отца? В особенности если его отец — самый могущественный человек на земле? Ты умная девушка, но очевидно, что ты ничего не понимаешь в мужчинах.

Она ощутила острый укол истины в его словах. Он был прав; беспощадная правота ее слов нанесла по гордости Клеопатры тяжелый удар, разрушив ту уверенность, которая начала было зарождаться в ее душе. Да, она, должно быть, переоценила свою власть над Гнеем. Безнадежность сомкнулась вокруг Клеопатры, точно погребальный саван, лишая ее душевных сил. Неужели она переоценивала свои возможности? Неужели она, молодая женщина двадцати одного года от роду, к тому же не самая красивая женщина на свете, настолько глупа, чтобы считать, что она может управлять мужскими желаниями с целью заключения политического союза? Как ей поверить, что она, не имея никакого военного опыта, может командовать армией и даже выиграть сражение?

— Быть может, мне следует провести эту ночь, молясь и принося жертвы богам, — угрюмо промолвила Клеопатра. — Если это последняя моя ночь, вероятно, мне следует очистить душу перед встречей с небожителями.

— У меня есть мысль получше, — возразил Архимед. Он притянул ее к себе и запустил руки в ее волосы, заставляя девушку поднять голову и посмотреть прямо ему в глаза. — Если это наша последняя ночь в мире живых, давай проведем ее так, как должны проводить ночи женщина и мужчина.

Он поцеловал ее — сначала осторожно. Потом рот его приоткрылся и язык скользнул между губ Клеопатры. Хотя разум царицы пытался протестовать против того, что они собирались сделать, тело ее, ослабевшее и дрожащее, было готово уступить желаниям Архимеда. Новое чувство заполонило ее. Она позволила его губам и рукам продолжать свою работу, чувствуя, как растет в его теле напряжение и нетерпение. Когда Архимед разрешил ей сделать вдох, Клеопатра тихо произнесла:

— Нет, нельзя.

— Неужели тебе не кажется, что именно так царица и женщина должна провести свою последнюю ночь в мире смертных?

— Но я не могу принадлежать тебе.

— Если учитывать то, что может случиться сегодня, и то, что мы чувствуем сейчас, то какое нам дело до таких мелочей?

— Но что, если мы останемся живы? Что тогда станет с нами?

— Ты не можешь быть моей женой. Но, Клеопатра, любовь моя, неужели ты действительно веришь, что боги желают, чтобы ты подавляла свои женские желания? Неужели ты действительно считаешь, что женщины твоей династии довольствовались одними только своими мужьями-братьями?

— Не знаю, — ответила она, чувствуя, как кровь приливает к щекам от стыда при воспоминаниях о Беренике и ее развлечениях с девушками, которые служили ей.

— Клеопатра, ты так умна, но так мало знаешь о человеческой природе. Ты можешь быть моей так, как никогда не будешь принадлежать мужу, за которого выйдешь по политическим соображениям. Много лет я ждал, когда ты станешь женщиной. Сможешь ли ты отрицать, что судьба давным-давно связала нас?

— Но мой отец упреждал против этого.

— И я буду держаться вдали от тебя, — согласился Архимед. — Но когда тебе понадобится моя помощь, я приду. Как только я увидел, какой женщиной ты стала, я понял, что это предопределено. Скажи мне, разве ты не чувствуешь этого?

— Если мы станем любовниками, эта любовь обречена. Так или иначе. Неважно, погибнем ли мы завтра или останемся в живых.

— Тогда давай наслаждаться текущим мигом, — сказал он и поднял ее на руки, словно ребенка. — Ты когда-нибудь делала это раньше?

— Только один раз. Я была посвящена богу, — нервно ответила Клеопатра.