Клеточник, или Охота на еврея

Ехали часа полтора, со всеми предосторожностями. И, конечно, не могли предположить, что гражданин Прижогин в этот момент гостей к себе не ждал. Он уже принял гостей час назад — незваных, внезапных и последних в своей суетной и безалаберной жизни. И не могли они знать, что бдительное око оперативника Стаса Бурдейного погасло мгновенно и навеки, как только пуля из пистолета с глушителем пронзила глазное яблоко и, пройдя через затылок, зарылась в край стены возле оконного проема. Не знал об этом и второй сотрудник Торопов, подпиравший спиной в ста метрах от подъезда бетонный столб линии электропередач. Он полулежал на асфальте там же, где стоял, в позе пьяного или наколовшегося гражданина.

Крохотную ранку на предплечье, нанесенную острым предметом, обнаружили только через два дня на секционном столе патологоанатома.

Часть вторая Клятва

Глава 1 Клиенты дозрели

Голая кирпичная стена внутреннего двора, которую только и мог он наблюдать из тонированного, пуленепробиваемого окна рабочего кабинета, вселяла чувство надежности и спокойствия. За минувший год она стала для него чуть ли не главной приметой обретенной власти, ибо в это понятие он вкладывал в равной мере и почти неограниченное могущество, и абсолютную физическую защищенность.

Иногда он ловил себя на ощущении, что его кабинет в строжайше охраняемом огромном особняке за тремя рядами стен и колючей проволоки и есть тот островок свободы и неуязвимости, о котором подсознательно грезил на пути к власти. Отсюда взирает теперь на подконтрольный мир.

Отсюда правил, здесь же и был его дом. И даже когда пробьет час, он вряд ли захочет переместиться в кремлевские покои. Впрочем — как знать?

«Мой дом — моя крепость» — в эту старую английскую поговорку он вкладывал абсолютно конкретный, буквальный смысл. Как и те десятки людей из службы охраны, что днем и ночью стерегли объект по самым современным стандартам безопасности, с использованием новейших приборов и технологий.

Он не был трусом — отнюдь! — но каждый редкий выезд за пределы крепости сопровождался раздражающим ощущением дискомфорта. Не страха, нет, — ему некого или почти некого было бояться. Именно душевный дискомфорт, неуют исподволь прокрадывались к нему. Даже за двойную броню «мерседеса», в салоне которого было не шумнее, чем в кабинете, и столь же безопасно с учетом гениально продуманной и супернадежной системы охраны и сопровождения.

Он успел привыкнуть к своей крепости.

Он был спокоен и счастлив там и только там, где размещался штаб его фронта, где под рукой шифрованные телефоны, мониторы с пультами управления, компьютеры и весь обширный набор электронных устройств и бытовых предметов от лучших мировых производителей.

Там, в зале коллегий, где проводил важнейшие встречи с избранными доверенными людьми из Федерального комитета правопорядка, после чего они по-военному четко и безоговорочно выполняли его указания, часто устные, незадокументированные…

Там, в его проверяемом до абсурдной тщательности кабинете, где он — на всякий случай — прошептывал свои самые сокровенные приказы и распоряжения, а Пат и Паташон внимали ему с благоговейной преданностью генералов, не проигравших ни одного сражения, не сорвавших ни одной миссии, порученной Хозяином…

Здесь, в тайном помещении за узкой, замаскированной книжным стеллажом дверью, куда войти мог только он, в непреодолимом даже для матерого «медвежатника» сейфе хранились важнейшие документы и несколько дорогих для него предметов. Это были вещи из детства: потемневшая свинчатка — незаменимый помощник в дворовых драках; миниатюрная статуэтка буденновского конника; фонарик-жучок с нажимной ручкой — подарок отца… много всего. А левее на стене, освещенный двумя старомодными бра, висел портрет. Святой портрет того единственного человека, в память о котором он выстраивал свою жизнь, верша восхождение от ничтожества к могуществу….

Он ждал с докладом Пата и Паташона. Минута в минуту негромкий мелодичный сигнал селектора и слегка переливающаяся подсветка аппарата дали понять, что оба в приемной. Нажал кнопку видеоконтроля и поглядел на своих мальчиков, мирно сидящих в креслах напротив секретарского стола, за которым располагалась черная Дора.

Сегодня брюнетка Дора. Завтра блондинка Нора. Пятница, суббота. В воскресенье в его спальне эти восхитительные лесбиянки, отнюдь не безразличные к мужскому активному участию в их экстатических оргиях, подарят то единственное, на что он позволял себе отвлечься от дел.

Обе женщины обитали в крепости в небольших, но прекрасно обставленных смежных комнатах. Жесткая изоляция, добровольный плен в «золотых клетках» под надзором спецслужбы, прогулки в пределах внутренних двориков, полное содержание. Плата через год: свободная, безбедная и праздная жизнь в фешенебельной загранице под чужими именами, под надежной легендой, на условиях омерты — о подлинном прошлом ни слова никому и никогда. Так, во всяком случае, они были проинформированы.