Клеточник, или Охота на еврея

— Вряд ли сохранилась, но поищем. Айда за мной, — хрипло скомандовал Ваня, — повезло тебе, этих жмуриков нам с Витьком обычно и поручают.

Выйдя за ворота, они уже через пятнадцать минут оказались на развилке двух дорожек. Одна вела налево, к видневшимся березам и соснам густой рощи, судя по толщине стволов — довольно старой. Вторая, больше напоминавшая тропинку, стелилась к покосившейся кладбищенской ограде. Между оградой и рощей просматривались сотни две могил. Сказать, что были эти могилы неухоженными, — ничего не сказать. Поросшие бурьяном, по большей части без оград, они угадывались либо по небольшим грязно-серым, потрескавшимся плитам со стертыми до невнятности надписями, либо, если захоронение посвежее, — по ржавым проволочным скелетам некогда скромных веночков да осколкам бутылок, выпитых посетителями за упокой мятущейся грешной души.

— Вот, для бомжей, самоубийц и всяких безымянных, — констатировал Ваня, присев на корточки. — Это батюшка наш местный давно еще с начальством договорился. Но какие сохранились, а какие и другим уже покойникам-самоубивцам или бомжам служат, по второму разу. По смерти прилечь-то всем охота, а нам с Витьком пока жить надо. Как фамилия-то, напомни?

— Матросов, — уточнил Вадик, первую пришедшую в голову. И добавил: Сергей Сергеевич.

— Вроде был такой! — неуверенно протянул Ваня, почесав черную недельную щетину на подбородке. — У меня сызмальства память-то крепкая. Но хужеет, конечно. Старею и водочки много пью, чего уж там… Пойдем-ка туда, к лесочку поближе…

Они прошли в сторону рощи. Кое-где из земли торчали гнилые штакетины и низкие металлические прутья, остатки скромных оградок. Оба пристально всматривались в полустертые надписи на редких плитах, на изъеденных временем стандартных жестяных табличках или бурых мшистых камнях, заменявших покойникам и скорбящим надгробные монументы.

Ваня вдруг остановился у безымянной могилы с просевшей землей по контуру да двумя шаткими секторами ограды из четырех, некогда ее охранявшей.

— …твою мать! — выругался Ваня и сплюнул себе под ноги. Без нас с Витьком кто-то похозяйничал. Вырыли! Вот же гады, своего мало, на чужой участок лезут, за бутылку любые договоры на х… Такой вот народ пошел! Вот вроде бы тут и лежал все годы, что я здесь втыкаю, какой-то Сергеей Сергеич, камень был небольшой, плоский, светлый, а надпись по нему мелкая, черной краской. Я почему запомнил… Отчества редко пишут, а потом бригадир у нас был на Томилинском кладбище Сергей Сергеевич, когда я только начинал молодым — хороший мужик, между прочим… Только фамилия… — Ваня задумался на минуту, — фамилия точно не твоя была, не Матросов, но тоже русская, как-то на «ин» кончалась. И цветочки свежие я на ней, помню, примечал с год назад, хотя могилке-то аккурат лет двадцать-тридцать. Ведь с этого конца, от рощи хоронить — то начали тому лет пятьдесят как. Я еще удивлялся, Витьку говорил: «Надо ж, сколько лет, а помнит кто-то, за могилкой не ухаживает, а цветочки приносит». Эх, черт, как же его?… Ну да один хрен, все равно не твой да к тому же выкопанный, а камушек ищи-свищи… Давай еще походим. Хотя… Больше я Сергеев Сергеичей не помню.

— А вдруг все же мой, — с надеждой произнес Вадик, авансом протянув припасенную бутылку. — Фамилию сменил или перепутали чего… Напрягись, дядя Ваня, постарайся вспомнить или пойдем Витька спросим. Он где?

— Как же, спросишь… — тот великодушно принял дар, поблагодарил и запихнул в карман широких парусиновых штанов. — В каптерке нашей дрыхнет, со вчерашнего не просох, у сестры гулял…

— А камушек-то куда мог деваться, кому он нужен? — удивился Вадик.

— Да куда угодно, паря, куда угодно. Нынче все прут, даже камни с могил. Может, на бочку с капустой кто-то под гнет его приспособил. Хотя нет, великоват был, пожалуй. Или нарочно подальше вывез, чтоб мы с Витьком не сразу хватились. Начальству-то наплевать на эту часть кладбища, а для нас… — и он недвусмысленно заглянул Вадику за пазуху… — для нас иногда и копейка, и магарыч. Как же его… Быкин не Быкин, Зыкин, Заикин… не, не вспомню. Все ж не так часто сюда заходим. Айда к овражку, вдруг его туда скатили — тащить поленились. Если нет, то уж извини…

Они двинулись наискосок, срезали по краю рощи и через пять минут подошли к широкому и довольно глубокому оврагу, являвшему натуральную свалку всякого кладбищенского и бытового мусора вперемешку с осколками плит, ржавыми крестами и черт его знает чем еще.

Вадик безнадежно смотрел на это внушительное скопище обломков и мусора, однако решил все же дочерпать шансы.

— А что, дядя Ваня, не пошуруешь там для меня? Вдруг наткнешься где-нибудь с краю. А то мне в одежде городской как-то не очень… Не обижу, — и Вадик продемонстрировал обе бутылки как наглядный и соблазнительный призовой фонд.

Пожилой могильщик сморщился, демонстрируя все отвращение к предстоящей работе, но соблазн был уж больно велик.