Тотчас вошел сотрудник в безупречном сером костюме. Под пиджаком угадывались накачанные мышцы атлета. Это был Олег, один из двоих охранников, которым поручили заботу о ценном госте. Вадим попросил срочной встречи с Кротовым. Через три минуты Олег вошел снова, предложил взять трубку телефона внутренней связи.
Вадик доложил о звонке Юлии Павловны. Кротов взял паузу секунд на десять. Потом попросил передать трубку Олегу. Закончив разговор отрывистым «понял!», Олег предложил следовать за ним. Они прошли коротким коридором, и лифт спустил на третий цокольный этаж. Дальше путь пролегал по замысловатым переходам через две двери на кодовых замках. Трижды из-за угла или ниши в стене появлялись безупречно одетые люди спортивного телосложения и проверяли у них документы, хотя, судя по некоторым признакам, Олега отлично знали в лицо.
В конце концов, они оказались возле двери с табличкой «А.М. Кротов». Хозяин поджидал их у входа. Дальше роль проводника он взял на себя. Они снова дошли до лифта, уже другого. Кротов извинился и протянул Мариничеву широкую черную повязку, которую тот натянул на глаза. Взяв под руку «ослепшего» Вадима, Кротов ввел его в кабину. Вадик догадался, куда они держат путь. Это было несложно. Они проехали этажей пять наверх, еще минут пять-семь шли по коридорам, сделав, как по профессиональной привычке подсчитал Вадим, три поворота налево. Остановились. Он услышал короткий приказ «доложи!», после чего провожатый вернул ему зрение. Вадим на секунду зажмурился от резанувшего света и переступил порог кабинета вслед за Кротовым.
Это был огромный кабинет. Мариничев увидел того, кого, собственно, и ожидал увидеть. И почему-то не испытал ни малейшей робости: не к престолу же Господнему привели и не карать вознамерились — проблемы решать… Правда, совершенно непонятно, при чем здесь он, рядовой оперативник…
Президент подошел, протянул руку. В жизни он был еще импозантней и привлекательней, чем на портретах. Выразительные голубые глаза, форма лица и узкий разрез губ придавали ему сходство со знаменитым в прошлом американским актером Полом Ньюменом, который очень понравился и запомнился Вадику с отроческих лет — по телевизору не раз показывали фильм «Афера» с его участием.
Хозяин кабинета пригласил присесть, радушно улыбнулся, предложив чай или кофе. Вадим выбрал кофе. Президент распорядился и, усевшись в свое кресло, молча уставился на Мариничева. У того возникло рефлекторное желание военного встать и вытянуться по стойке смирно, однако он сумел выдержать взгляд и повести себя в той неформальной манере, к которой расположила улыбка и протянутая рука первого человека страны.
— Через десять минут сюда придет, точнее — приедет еще один участник нашего совещания в узком кругу, — прервал молчание президент. — А пока один только вопрос: что побудило вас нарушить распоряжение вашего начальства и продолжить следствие на свой страх и риск? Только, пожалуйста, откровенно.
На секунду задумавшись, как обратиться, Вадик ответил:
— Господин президент, во всем виноват мой характер, врожденное упрямство. Ну и, простите за высокий стиль, честь мундира для меня не пустой звук.
— И престиж ведомства, в котором служите, надо полагать? — усмехнулся президент и добавил: — Недоговариваете, молодой человек. Азарт сыщика вас подтолкнул. Нормально, хотя дисциплину неплохо бы соблюдать.
Открылась дверь, и вслед за секретарем в кабинет медленно, держа неестественно прямо спину и голову (швабру проглотил»), вошел собственной персоной Алексей Анисимович Тополянский.
На минуту ему показалось, что все это сон: президент, шеф прямо с больничной койки, кремлевский кабинет, почти мифологический Кротов — тень президента, — и он, простой опер Вадик, среди участников этого синклита.
Президент так же радушно поприветствовал Тополянского и призвал не терять времени.
— Господа! Я не намерен повторять ничего из того, что вы и так знаете. Именно и только вы, присутствующие здесь, посвящены в детали и нюансы. Я доверяю вам полностью. Все владеют примерно одинаковым объемом информации по известному вам делу. И все, как я понимаю, в равной мере потрясены произволом и насилием, которые допустил известный вам государственный деятель по отношению к обыкновенному, ни в чем не повинному человеку. Мало того — по отношению еще к целому кругу лиц, зачем-то вовлеченных в масштабную провокацию и попросту убитых. Зверски убитых.
Президент поднялся с кресла и, повернувшись спиной к участникам встречи, молча прошагал до занавешенного тяжелыми темно-синими шторами окна, замер там на несколько секунд и вернулся к столу. Но садиться не стал. Чувствовалось, что он напряжен и взволнован.