Клеточник, или Охота на еврея

Но дверь не открывалась. Мудрик все так же неподвижно распростерт был в трех шагах от него. Фима заставил себя медленно подобраться к телу. Лицо Мудрика сделалось белым с оттенком синевы, дыхание прерывистое, из уголка приоткрытого, перекосившегося рта змеевидной струйкой медленно стекала, пенясь, желтоватая слюна.

Фогель притронулся к кисти руки, пытаясь нащупать пульс. Опыт определения пульса у самого себя, приобретенный за годы борьбы с гипертонией, помог убедиться, что слабеньких сорок ударов артерия все же выдавала. Жив. Книжные знания в сфере медицины подсказывали: инсульт. Что же делать? Почему никто не врывается в помещение? Он вызывал подручных нажатием кнопки на мобильном. Стало быть, никто не войдет, пока… пока не забеспокоятся.

Помутненный ужасом мозг Ефима принялся лихорадочно искать варианты спасения. И, кажется, нашел. Дрожащей рукой Фогель залез во внутренний карман пиджака председателя ФКП и вытащил телефон. Мобильник был крутой, с непонятными наворотами, инкрустирован, похоже, драгоценными кумушками. Наверняка защищен кодами и шифрами. Но ведь должен он работать как простой, обычный сотовый телефон! Надо рискнуть…

Фогель как смог быстро набрал непослушными пальцами Юлькин мобильный номер. Три гудка и — о чудо! — родной голос. Фима лихорадочно зашептал в трубку, наплевав на возможную прослушку: «Это я, милая, я. Фима. Я жив. Случайная возможность позвонить, очень рискованно. Я у него, понимаешь, у него в плену. В каком-то бункере. Они хотят меня убить, но, может быть, есть время. Все из-за его отца Алешина. Вспомни 73-й год. Кроссвордист в молодежке. Дозвонись тем, кто меня допрашивал. Проси помочь. Они последняя надежда. Все, все, больше не могу… Люблю тебя. Держись. Береги себя. Дозвонись им. Целую».

Он не слушал вопли и лепет Юльки. Нажал отбой и поспешно вернул телефон на место, догадавшись предварительно протереть его краем полотняной робы. После чего ринулся к той части стены, где открывалась невидимая дверь, и заколотил в нее что есть силы, сопровождая свои действия истошным криком «Помогите!» В его воспаленном мозгу брезжила некая надежда, вполне оправданная при нормальных житейских раскладах, но абсолютно утопическая в данной ситуации: вдруг своевременно вызванная подмога спасет этому извергу жизнь, и он пощадит в знак благодарности.

Глава 7 «За зубцами»

От неожиданного звонка Юлия Павловна едва не лишилась чувств. Помогла благая весть: он жив. Ее Фима жив. Столько лет вместе, столько лет счастливого и почти безмятежного брака, скрепленного удивительно долго не иссякавшей физической и не ослабевшей духовной тягой друг к другу, воспитанием любимого мальчика, а в последние годы — взаимной нежной заботой и неизбывной жаждой поделиться всем, что хоть в какой-то мере волнует, занимает мысли, соотносится с будущим.

Леня Бошкер, ближайший друг семьи, метко прозвал их «старосоветские помещики». И действительно, если не считать редких Фиминых срывов на нервной почве, что-то было трогательное в их отношениях, напоминающее о патриархальных гоголевских персонажах.

Действовать! Надо действовать! Юлия Павловна метнулась на кухню, где в старом тайничке за массивной ножкой гарнитура припрятана была — на всякий случай! — записная книжка. Там телефон оперативника, который столь заинтересованно и рисково доискивался истины в надежде найти Фиму и разобраться в происходящем. Поспешно набрала номер. Услышала знакомый голос. Называть его по имени не стала, помня предостережения.

— Это я. Был звонок от него. Он жив. Он у него в плену. Какой-то бункер… Говорит, хотят убить. Подтвердил вашу догадку. Сказал, все дело в нем, в том авторе.

— Что еще?

— Больше ничего. Лихорадочно говорил, с большим волнением в голосе, торопливо. Словно кто-то сейчас войдет и прервет… Умоляю, спасите его! Мне больше некого просить. Я боюсь поднимать шум, а то они убьют его еще быстрее.

— Это точно. Возьмите себя в руки, больше никуда не звоните, мы поможем. Никуда не выходить. Никому не открывать. Все будет хорошо.

Отключив связь, Вадик Мариничев пару минут пытался осмыслить произошедшее. Но плюнул, решил не терять времени.

Он уже двое суток пребывал в изоляции и полнейшей праздности. Его «заточили» в весьма комфортабельный номер то ли гостиницы, то ли резиденции для гостей где-то на территории Кремля. Бытовые условия и кормежка, доставляемая официантом непосредственно в комнату, а также большой телевизор, бар с дорогущим коньяком и французским вином солидной выдержки, а также небольшая, но со вкусом подобранная библиотека располагали к продолжению такой жизни вплоть до естественного ее завершения.

Он отоспался и вкусил яств. Но расслабиться полностью так и не смог: проклятое дело Фогеля, бурные события вокруг него, частично объясненные, но все еще таящие загадки, не давали покоя. Он поднял трубку внутреннего телефона.