Клевета

Магдален тяжело вздохнула. Сумасшедшие танцоры не вызывали у нее никакого энтузиазма. Все еще болела голова, но не это было причиной глубокого уныния.

— Спуститесь вниз и поглядите, если вам так интересно.

— Но мы не может оставить вас одну, миледи, — возразила Эрин, но глаза у нее загорелись. — А почему бы вам тоже не пойти?

Магдален отрицательно покачала головой.

— Нет, я не расположена смотреть на них, но вы можете пойти вдвоем. Ночью вы мне не нужны.

Поотнекиваясь для порядка, Эрин и Марджери через пять минут накинули плащи с капюшонами и кинулись на улицу, где все громче становились крики, визги и иные звуки веселья. У Магдален возникло ощущение, что кричат прямо ей в ухо. Натянув простыню на голову, она зарылась лицом в подушку.

Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, обнаружила, что комната погружена во мрак. Шум на площади не смолкал, и оттуда сквозь шторы пробивался свет факелов. Она не понимала, что заставило ее проснуться, но сердце почему-то колотилось и во рту пересохло. И тут она с содроганием увидела, как по стене метнулась громадная тень, похожая на гигантскую летучую мышь, и ей стало понятно, что шестое чувство вновь помогло ей ощутить опасность. Что-то темное бросилось на нее, и в воздухе блеснул кинжал или нож.

Магдален откатилась в сторону, и в тот же миг нож распорол подушку. Крик застрял у нее в горле. Она сползла на пол, но человек в капюшоне, обежав кровать, снова надвигался на нее. На этот раз ей удалось закричать, но голос ее потонул в шуме, доносившемся с площади. Стянув с кровати простыню, Магдален швырнула ее в нападавшего. Рука с ножом запуталась в полотне, и убийца грязно выругался. Она снова закричала и кинулась к двери. Пальцы, потные и скользкие от ужаса, нащупали щеколду. На дверь набежала тень — неизвестный был уже у нее за спиной. Ей удалось броситься на пол и тем избежать удара, и в этот момент дверь распахнулась.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Магдален, сжавшись в комок, замерла у стены, пока Гай де Жерве, обезумев от ярости, пытался схватить незнакомца. Через мгновение в руках у Гая осталась коричневая монашеская ряса, а человек в подштанниках и рубашке выпрыгнул из окна и растворился в ночи.

— За что он хотел убить меня? — задыхаясь от рыданий, она бросилась к Гаю. Он прижимал ее, что-то ласково бормоча на ухо, пока она не перестала дрожать.

— По-моему, никто не слышал моих криков, — с трудом выговорила она. — На улице было так шумно.

— Я случайно проходил мимо двери, — сказал он. — Но тоже ничего не слышал.

Она снова задрожала, и он внезапно ощутил ее почти неприкрытую наготу, шелковистую округлость ее тела под руками, колыхание прижатой к нему груди. Гай отстранился, но она лишь прижалась к нему еще теснее.

— Не отпускай меня. Мне так холодно и страшно.

Он вновь оказался бессилен. Пришлось опять обнять ее.

— Где твои служанки, свет мой? — он хмуро оглядел пустую комнату.

— Я разрешила сходить им на базарную площадь, посмотреть на артистов, — сказала сна, прижимаясь все ближе, ощущая, как тепло ее коже от прикосновения его рук: что-то почувствовала она еще — восходящее откуда-то из глубин покалывание.

— Ничего глупее нельзя было придумать! Они не имели права покидать тебя.

Слова эти прозвучали, однако, не столь грозно, как ему хотелось бы. Сквозь рубашку он ощутил прикосновение ее сосков, и тело его взволновалось. Превозмогая желание, он отпрянул от нее и поднял с пола упавшую простыню.

— Обернись, тебе будет не так холодно.

Она взяла простыню, но явно неохотно.

— Я бы предпочла твое тело вместо этой тряпки.

Он беспомощно посмотрел на нее, не находя слов, которые спасли бы его и ее от гибели в трясине бесчестья.

— Ты толкаешь себя и меня на смертный грех, — сказал он, но в его голосе не было уверенности. И дальше не замечать овладевавшую им страсть становилось просто невозможно, но до тех пор, пока Джон Гонтский не объявит официально о вдовстве своей дочери, всякая уступка чувствам в его глазах являлась ничем иным, как супружеской неверностью. Правда, его знакомые мужчины не сочли бы это за большой грех, но только не Гай.

— Я люблю тебя, — проговорила она. — И не сомневаюсь, что ты меня тоже любишь.

Конечно же, он любил ее, сперва, не осознавая этого, затем — не решаясь себе в этом признаться. Но это ничего не меняло. Не ответив ни слова, он подошел к окну и посмотрел на то, что происходило во дворе. Там уже кипела пьяная драка, сцепившиеся в мертвой хватке тела скатились в канаву, а женщины, не успевшие или не пожелавшие спрятаться в надежное место, визжали, и трудно было определить, отчего больше — от страха или от удовольствия. Гай подумал, от служанок-потаскушек из свиты Магдален толку не было и не будет, дай Бог, если они не заработают за время их поездки круглый живот.

Магдален подошла и остановилась рядом — теперь уже закутанная в простыню. Положив свою руку на его ладонь, она спросила:

— Почему меня пытаются убить?