Клевета

— В такие ночи разгула и пьянства грабителям, убийцам и разбойникам раздолье, — сказал он, не желая по-прежнему посвящать ее в обстоятельства интриги, разыгрывавшейся вокруг нее, и не решаясь доверить ей свою догадку о том, что ночное нападение не было случайностью. Она не нашлась, что сказать в ответ, а он, нахмурившись, поднял с пола монашескую рясу, поднес ее к свету, лившемуся из окна и внимательно осмотрел, но ничего интересного не заметил: обычное облачение слуги божьего, без каких-либо признаков, по которым можно было бы установить ее владельца.

— Я распоряжусь выставить у твоих дверей караульного, — сказал он. — Осмелюсь предположить, что тебе еще долго придется ждать возвращения служанок.

— Не оставляй меня одну, — попросила она, и в голосе ее был испуг. — Он может вернуться, как только ты выйдешь.

Гай стоял в нерешительности. Его готовность к сопротивлению совершенно улетучилась, тем более что грохот спотыкающихся сапог в коридоре и долетавшие пьяные возгласы придавали убедительность опасениям Магдален.

— Воля твоя, я остаюсь до возвращения служанок, но тебе придется лечь в постель.

Как бы в чем-то сомневаясь, она с минуту внимательно вглядывалась в его лицо, затем повернулась к кровати, медленно размотала простыню и, словно бы в раздумье, одним коленом встала на матрас. Он задохнулся, осознавая весь смысл этого вызывающего приглашения, хотя обстановка в гостинице и за окном меньше всего располагала к тому, чего она хотела.

— Веди себя пристойно, — сказал он почти грубо и подошел к кровати. — Ложись немедленно.

Он притворно сурово шлепнул ее, и она прыгнула под покрывало.

— Тебе только бы портить настроение другим, — она была обижена.

— Я уже сказал, что не играю в эти игры, — заявил он.

— Да, разумеется, — Магдален закрыла глаза и натянула покрывало до подбородка. — Спокойной ночи, милорд.

Гай постоял с минуту, глядя на нее сверху вниз и не в силах сдержать улыбки. Пусть он сбит с толку, но не станет действовать ей во вред. Гай присел на подоконник и стал смотреть в окно. Шум на площади стих, остатки гулявших либо разбрелись по переулкам, либо забылись в тяжелом сне прямо на земле и в сточных канавах. Имеет ли какое-то отношение к ночному нападению сьёр д'Ориак? Кто он вообще такой? «За время поездки надо будет навести справки, — решил Гай. — Поручу это Оливье, он уроженец Прованса и самый умный из слуг, способный без мыла влезть в…» Гай усмехнулся.

Марджери и Эрин появились заполночь, растрепанные, с раскрасневшимися лицами, невнятно бормочущие что-то себе под нос. При виде лорда де Жерве, восседающего на подоконнике, они открыли рот и застыли в дверях, предчувствуя неминуемую головомойку.

— Миледи сказала, что мы можем уйти погулять, — наконец выговорила Эрин.

— И она разрешила вам шататься где-то всю ночь и вернуться домой в совершенно непотребном виде? — язвительным шепотом спросил Гай. — Пока вы горланили и развратничали неизвестно где, миледи подверглась страшной опасности. Радуйтесь, что на этот раз я не прикажу высечь вас за вашу халатность и беспутное поведение!

Он шагнул к двери.

— На заре мы двинемся в путь. С первым лучом солнца вы и миледи должны быть готовы.

Однако на заре стало очевидно, что собрать людей из свиты и дружины просто невозможно. Те немногие, кого удалось отыскать, лыка не вязали после ночных возлияний, и из всего отряда лишь два человека поутру не жаловались на головную боль — сам де Жерве и Магдален. Даже слуга Гая с величайшим трудом улавливал смысл приказаний хозяина, и отправлять его вперед, на разведку было все равно, что посылать за смертью. Пришлось примириться с мыслью, что придется еще на сутки задержаться в этом вредном для здоровья и нравственности портовом городке. Однако их пребывание в Кале затянулось. Двоих людей из свиты де Жерве разобиженные горожане обвинили в воровстве, и целых два дня ушло на судебное разбирательство. Гай был чрезвычайно раздражен, но не рискнул отмахнуться от недовольства проживающих в городе французов: и без того здесь накопилось немалое недовольство зависимостью от английской короны.

Протестов Магдален по поводу задержки в городе и затянувшегося пребывания на постоялом дворе с его вечным шумом, грязью и вонью удалось избежать, позволив ей прогуливаться по городу в сопровождении двух оруженосцев и служанок. Со стороны такая предосторожность могла показаться излишней, но после ночного происшествия Магдален приняла эти меры защиты с искренней благодарностью. Когда она бродила по оживленному порту, любуясь его пестрыми красками, разноязыкой речью, и вдыхая невероятные и неведомые ей запахи, она становилась веселей и к ней возвращались силы.