— Да, конечно, не за что, обращайся, — язвит Элайна, только голос ее звучит, словно из-под скафандра. — Я тогда выйду на пару минут в уборную, а вы тут общайтесь.
Я слышу длинные гудки в телефоне, на какой-то момент они становятся единственным звуковым фоном в комнате, и чувствую, что мое сердце стучит громче, чем дедушкины часы. Проходит целая вечность, целая жизнь в ожидании, и гудки наконец обрываются.
— Алло, —
Всё вокруг стопнулось. И мое сердце тоже. Я закусываю губу до боли и чувствую, как глаза наливаются слезами. Мне хочется закричать от радости, выплеснуть эмоции и эйфорию, бегущую по жилам, но я сдерживаю порыв.
— Это я, — мой тихий выдох.
Молчание. Долгое. Я перестаю дышать в прямом и переносном смысле.
— Кимберли, — выдыхает Кейн с явным облегчением. Я начинаю вновь дышать и не могу контролировать горькую улыбку, ползущую по губам. — Как ты? Они ничего тебе не сделали? Они… Не трогали тебя?
— Нет. Боже, все хорошо, — говорю я сквозь слёзы и понимаю, что я правда не лгу, потому что услышать его голос — это всё, что нужно, чтобы снова почувствовать себя хорошо. — Кейн, я люблю тебя.
— И я тебя, — тихо отзывается он.
Но несмотря на ласковый, полный любви тон, шестым чувством я ощущаю липкое, вязкое напряжение, повисшее в воздухе. Каким-то образом я сразу понимаю, кого или чего оно касается.
— Что с Оливией? — с тревогой озвучиваю я. — Кейн, скажи мне, где она?
— Ким. Ким, постой. Я не могу тебе сказать.
Мое тело застывает, потому что такой ответ для меня совсем неожиданный.
— Не можешь? Что значит не можешь? У тебя проблемы? — скороговоркой выпаливаю, пока не понимаю, что чувствую что-то действительно нехорошее. — Кейн… Что происходит?
— Ким, — как-то грустно говорит он и я удивляюсь, как же я сразу этого не услышала. — Помнишь, о чем я тебе говорил месяц назад?
Я пока смутно понимаю, что он имеет в виду, мои мысли путаются и гудят роем пчел в тесной черепной коробке.
— Только ты и я. Вдвоем. Против целого мира.
Я замираю. Губы трогает до боли трогательная улыбка и с них срывается одно единственное слово:
— Помню.
— Ким, послушай…
Дверь комнаты внезапно рывком открывается. Я опускаю телефон вниз и стрелой прокручиваюсь вокруг своей оси, пряча его за бедром. Успеваю нажать на отбой. И не зря. На пороге мама.
Задержав ладонь на ручке двери, она пристально оглядывает комнату. В конце ее глаза останавливаются на мне.
— У вас тут всё хорошо? — с подозрением спрашивает мама. — Я слышала, ты с кем-то говорила. Но Элайна вышла в уборную, я только что ее видела.
— Да это я сама с собой, — мои зубы почти что скрипят в неестественной улыбке. — Видишь ли, мама, ваш домашний арест никак не положительно влияет на мою психику. Ещё немного, и у меня в самом деле появятся воображаемые друзья.
Мама поджимает губы, красноречиво давая понять, что разговор на этом не закончен, и мы вернёмся к нему позже
— Ладно. Если что, я внизу, — холодно сообщает мама, закрыв за собой дверь.
А я смотрю в коричневую дубовую древесину и вижу, как она медленно расплавляется перед моими глазами, заменяясь на окутанное белесой дымкой воспоминание.
Я люблю его. Больше всего на свете
.Металлическая окантовка дисплея яростно впивается в кожу, и вспышка боли возвращает мое сознание. Я стираю кулаком побежавшие по щекам слёзы и решительно нажимаю на экран.
Небеса не взрываются над моей головой и пол не проваливается под ногами. Пальцы не задрожали, не отступили.
Я отважилась.
Телефон загорается почти немедленно:
Удары сердца бойко отдают в грудь. Завтра все поменяется. Я знаю, что навсегда. Потому что я только твоя, Кейн. Клянусь, я твоя.
53
Я словно на краю пропасти.