Какое же странное чувство…его нельзя даже толком передать. Обида? Горечь? Боль? Пустота? Да, не смотря на всю дикую смесь бушующих во мне чувств, больше всего подходит именно пустота…
Вж-ж-ж-ж – жужжит прикреплённая к кисти манипулятора инженерной машины, дисковая циркулярная пила…
Вз-з-з-з-з – противный визг разрезаемой ею стали, должен бить по ушам. Однако, вопреки всему, я его не слышу…
Передо мной встаёт её лицо – такое родное и знакомое. Будто, и не видел его уже столько времени. Она грустно улыбается, глядя куда-то за мою спину, – словно, опасаясь смотреть мне в глаза, – и говорит: «Не переживай, всё образуется…».
Хотя, её глаза…эти прекрасные изумрудные глазки наполняются обречённостью и бессилием.
«Всё будет хорошо, вот увидишь…» – теперь к ним прибавляется ещё и обман. Тяжёлый, вымученный, а потому, ещё более страшный и жестокий.
Вз-з-з-зиньн! – визг пилы резко обрывается – раскалённый докрасна диск замедляет вращение. Разрезанная броня машины распадается на части, открывая моему взгляду недвижимые тела. Три трупа – водитель, оператор и механик. Первый так и остался в своём кресле – ремни безопасности не дали бедняге вылететь внутрь салона…но они же и не дали ему спастись. Более того – через весь затылок человека шла бордовая полоса. Русые волосы на ней потемнели и слиплись, а приподнятый ворот куртки пропитался кровью и теперь нелепо топорщился. Видимо, диск пилы в какой-то момент прошёл сквозь обшивку и вспорол водителю голову. Оставалось только надеяться, что к этому времени он был уже мёртв.
Механик и оператор валялись в хвостовой части машины. Обследовав их тела, я прихожу к выводу, что уж они то, точно погибли при попадании снаряда в это нелепое устройство. Больше ничего особого обнаружить в машине мне не удаётся…
Я смотрю на индикатор зарядки реактора – «пятьдесят три процента». Этого хватит ещё на пять часов бесперебойной работы. А, потому, лишь тяжело вздыхаю – совершенно не хочется ничего делать. Паршивое настроение и внезапно нахлынувшие воспоминания уничтожили всё на корню. Пожалуй, единственное желание, которое у меня сейчас возникает – это вернуться в серую от грязи казарму и завалиться на кровать с порядковым номером «семьдесят восемь». Зарыться лицом в подушку и превратиться в этот, до смерти врезавшийся в память, номер, слиться с таким понятным существованием простого и естественного набора цифр и обезличиться. Раствориться в привычном наборе вещей – без душевных терзаний, ненужных угрызений, бессмысленного существования…
Но, вместо этого, вижу внимательно наблюдающего за мной лейтенанта, сидящего внутри БПМ* с откинутым люком на башне, а потому, сразу же бегу к следующей поверженной машине противника. Как и всякий житель третьего сектора, этот беспринципный ублюдок просто жаждет выслужиться хотя бы до второго, а потому таким как мы, ему на глаза лучше не попадаться. И уж если такое вдруг произошло, стараться ничем не провоцировать.
Лейтенант провожает меня долгим, подозрительным взглядом, однако, я уже не даю ему никакого повода для ненужных сомнений – включаю пилу и вгоняю набравший обороты круг в наименее защищённую часть машины.
Вж-ж-ж-ж – уже привычно жужжит пила…
Вз-з-з-з-з – противный визг пилы и скрежет металла должны бить по ушам, однако, я их просто не слышу…
«Всё будет хорошо, слышишь? Ну, кивни…пожалуйста…»
Я удручённо киваю. И продолжаю пилить уже опостылевшую, покрытую пеплом и копотью, броню. У лантийцев, конечно, вся техника, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения полное дерьмо – даже против наших разработок пятидесятилетней давности порой пасуют. Но, вот, что касается самого воплощения – с ними мало кто может сравниться. Вот и получается, что при одном точном попадании, их машины уже выходят из строя, однако же, благодаря качественному исполнению, у экипажа остаются довольно высокие шансы на спасение…в идеале, конечно. Почему только в идеале? Да потому что, как мы помним – вся техника лантийцев, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения – полное дерьмо…
Люди, выжившие при прямом попадании девяностомиллиметрового снаряда или подорвавшиеся на противобортовых минах инфракрасного действия – начинённых, в среднем, пятнадцатью килограммами взрывчатки – вынуждены были медленно умирать внутри своих боевых машин из-за недальновидности их разработчиков. Уже который год лантийцы не могли разработать собственную универсальную информационную систему, которую с успехом можно было бы внедрить в любую отрасль военной промышленности. А, потому, лишь бессильно наблюдали за тем, как в экстренных ситуациях существующие подобия управляющих программ при малейшем сбое выходят из строя, бортовые приборы перегорают, а люди оказываются запертыми внутри железных гробов. И, в результате чего, умирают либо от нехватки воздуха, либо от высоких температур и давления…