«КЛЯНУСЬ ПОБЕДИТЬ ВРАГА!»

Проститься у меня так же не получается – все видео-, аудиовизоры и прочие средства связи у нас конфисковывают ещё в центральном распределителе. А война, между тем, обещает быть самой жестокой и беспринципной, со времён ещё первого завоевания Лантии…

– Что тут происходит? – внезапно раздаётся рядом грубый мужской голос.

Я оборачиваюсь с телом неизвестной мне девушки на руках и вижу перед собой того самого лейтенанта в БПМ, который так пристально наблюдал за мной. Он всё так же беспечно разъезжает с откинутой башней своей боевой машины.

– Жива? – он с интересом смотрит на девушку.

– Нет, сэр, – я с сожалением качаю головой.

– Тогда какого хрена ты с ней возишься, инженер?

– Простите, сэр…я…я, просто не могу – мне срочно нужно улететь…

От такой наглости лейтенант сначала теряет дар речи, а, затем, на глазах багровеет.

– Да что ты себе позволяешь, тварь! Ты даже не солдат! Ты – никто! С этой работой может справиться даже баба! Ты даже не проходил обязательного обучения пилотирования среднегабаритной техники, а уже клянчишь себе увольнительную?! Да ещё в военное время?!

– Вы не поняли, сэр… – в моей голове начинается какой-то непонятный сумбур. С одной стороны, я уже жалею о собственных словах, с другой, понимаю, что действую правильно.

– Это ты не понял, сосунок! Если ты находишься внутри этой игрушечной херовины и не участвуешь в боевых операциях, это вовсе не показывает твою избранность! Как раз наоборот – это значит, что, по сравнению с остальными, кто собственной кровью платит за лишний клок земли, отвоёванной у врага, ты – самое обычное дерьмо! Которое, к тому же, даже с собственной работой справиться не в силах…

Поразительно, но на этот раз я не только успел вовремя обуздать уродливого демона, так радостно рванувшемуся к свободному плечу, но и, связав по рукам и копытам, заткнуть кляпом его поганый рот, выбросить за грань моего измученного сознания…

Не говоря ни слова, я протягиваю лейтенанту тело девушки, отчего тот резко замолкает и, ничего не понимая, перехватывает у меня лантийку.

– К сожалению, вы даже не знаете, насколько вы неправы, сэр… – с этими словами я разворачиваюсь и направляю машину в сторону бараков. На сколько я помню, в одном из ангаров – на экстренный случай – всегда располагалась парочка компактных ММИ4*. Что бы там ни говорит лейтенант, а я прошёл не одну программу скоростной подготовки и поднять в воздух истребитель для меня составит труда не больше, чем привести в действие ставшую в последнее время почти родной, МИН.

Я включаю гусеничные блоки на полную мощность – дорога здесь довольно ровная, поэтому, добраться до расположения части мне удастся буквально за час. Да и половина заряда реактора этому способствует: осталось бы меньше двадцати процентов, пришлось бы скрипеть сервоприводами и трудолюбиво вышагивать в сторону склада с уже заряженными блоками…

Я досадливо сплёвываю и мысленно обзываю себя самыми последними словами – а, ведь, это был бы идеальный вариант. Не нужно было разбираться с лейтенантом. Пришлось бы потерпеть всего три с небольшим часика и вполне обоснованно смениться для установки нового реактора. Правда, не факт, что после этого чудовищного видения я смог бы вытерпеть столько времени. А, даже если и смог – нашлись бы потом у меня силы на такой отчаянный шаг?

Что и говорить, но, в большей степени, мне помог случай…

Внезапно откуда-то сбоку доносится резкий визг трущихся друг об друга металлических частей и я резко торможу, хотя, логичней было бы, пожалуй, только увеличить скорость. Именно поэтому, я и оказываюсь сбитым с ног…вернее, с гусениц…неведомой силой.

– Ну что, мразь? Неужели ты думал, что можно вот так просто взять и уйти тогда, когда ты сам этого хочешь? – раздаётся уже знакомый голос.

Тут же перед глазами вереницей праздничных огней вспыхивают критические и просто опасные повреждения машины. Оранжевые огоньки сменяются красными, которые, в тоже время, смешиваются с кровью из разрезанного осколками забрала, лица. Судя по показаниям приборов, у меня была практически полностью разворочена спина – накопительный блок, привод усилителей и серьёзно повреждён правый манипулятор. По всей видимости, лейтенант, не долго думая, засадил по удаляющейся цели тридцатимиллиметровым снарядом на опережение. Пожалуй, мне весьма сильно повезло с машиной – МИНки были подготовлены даже к таким испытаниям – не даром инженеров, порой, забрасывали в самые горячие точки…

Я делаю попытку подняться, но лейтенант тяжёлой ступнёй БПМ давит сверху на мою машинку, едва ли не впечатывая её в землю. Почему-то первое, на что я обращаю внимание – это то, что башня его машины уже закрыта…

– Я не давал разрешение подниматься, сукин сын! Как ты вообще посмел?! Дезертирство всегда считалось самым диким и тяжёлым преступлением! Ты же поклялся победить врага – поклялся ценой собственной жизни!