Клятва братьев

"Большая группа рабов, ставших воинами, из другой деревни, хотят к нам присоединиться. Но они будут вест переговоры только с тобой, ведь в их глазах ты знаменитость, та, кто всё это начал, убийца первого надзирателя. Иначе они не пойдут с нами. Беги скорей, окажи своему народу услугу".

Лоти совсем перестала понимать, в чём дело.

"С чего вдруг ты так переживаешь о нашей армии?" – спросила она. "Ты же была против войны?"

"Война началась из-за тебя", – с упрёком ответила ей мать. «Иначе мы бы ни за что не полезли в драку. Но раз уж мы воюем, то должны победить. И если ты можешь этому поспособствовать, ты сделаешь это. Идёшь или нет?»

Мать смотрела на обоих детей сверху вниз и сверкала глазами. Лоти поняла, что она не примет отрицательный ответ. Меньше всего ей хотелось идти куда-то с матерью, но ради Дариуса, ради их цели, ради своего народа она сделала бы что угодно.

Мать развернулась и быстро пошла прочь, а Лоти и Лок поплелись за ней. Она петляла в толпе и вела их бог знает куда.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Гвендолин лежала свернувшись калачиком на жёсткой земле Великой Пустоши, без сна, в ожидании нового утра в пустыне. Небо окрасилось алым, и первое из солнц, такое огромное, будто занявшее собой всю вселенную, начало свой восход. Его свет придавал безлюдному пейзажу дополнительный драматизм. А вслед за светом поднялась и жара.

Крон, устроившийся у неё на коленях, ёрзал и поскуливал во сне. Он один согревал её морозными ночами. Гвен тоже не могла лежать спокойно, но из-за боли – на её теле ещё не зажили царапины, оставленные пылевиками.

Рядом на земле спали Стеффен с Арлисс, Кендрик с Сандарой, Иллепра с малышкой – у всех, кроме Гвендолин было к кому прижаться. В такие моменты она больше всего скучала по Тору и готова была отдать жизнь, только бы взять Гувейна на руки. Казалось, кто-то решил отнять у неё все радости мира.

Гвен открыла глаза и вытерла стряхнула с век прилипшую за ночь красную пыль. Она так и не поспала, а, как и в большинство ночей в Пустоши, до утра провертелась, мучимая тревогами за свой народ, за Торгрина и за Гувейна. Быстро, чтобы никто не увидел, она смахнула набежавшие слёзы. Большинство её людей ещё спали, и именно в такие моменты предрассветной тишины и неподвижности она позволяла себе плакать, скорбеть о своих утратах и о невесёлом будущем, ждавшем впереди. Спрятавшись от чужих взглядов, она могла пожалеть себя.

Но это была всего лишь минутная слабость. Она вытерла лицо и поднялась, напоминая себе, что такая жалость не принесёт ничего, кроме вреда. Она должна была быть сильной, если не ради себя, то ради других.

Гвен окинула взглядом сотни своих подданных, растянувшихся вокруг неё. Там были Кендрик, Стеффен, Брандт и Атме, нёсшие Аргона, Иллепра с младенцем, Абертол, Стара и дюжины рыцарей Серебра. Сколько дней они уже были в пути? Она потеряла счёт времени. Её предупреждали, что в Великой Пустоши такое случается.

Это был один бесконечный переход, во время которого они углублялись всё дальше и дальше в голую пустыню, без единого видимого ориентира. Болезненное однообразие. Припасы были совсем на исходе, и её люди слабели, болели и ожесточались всё больше. За день до этого – или за два, Гвен не могла вспомнить – они понесли первую потерю, старика, который просто рухнул на ходу. Его пытались поднять, но он умер мгновенно. Никто не знал, стала ли причиной смерти жара или голод, обезвоживание или сердечный приступ, укус насекомого или какая-то неизвестная местная болезнь.

Гвендолин услышала, как что-то крадётся, и, обернувшись на звук, увидела огромное чёрное насекомое в жёстком панцире, с длинным хвостом и ещё более длинной головой. Оно остановилось, подняло передние лапы и зашипело.

Гвендолин застыла от страха. Насекомое выгнуло шею, посмотрело на неё своими сверкающими глазами и выпустило длинный язык. Она почувствовала, что оно готовилось напасть. Один из её подданных уже умер от похожей твари, и Гвен видела, как это было ужасно. Если бы она стояла, то смогла бы раздавить гада ботинком, но он застал её врасплох, ранним утром, сидящую и беззащитную. И ей некуда было спрятаться.

Гвен огляделась, и увидела, что все остальные ещё спали. Её прошиб пот от мысли, что она может умереть такой страшной смертью. Она начала медленно отползать, но насекомое подкрадывалось всё ближе. Внезапно оно раскрыло половинки своего панциря, и Гвен поняла, что сигнал к броску.

Послышалось рычание и звук скребущих землю лап, и, как только насекомое взмыло в воздух, Крон, всё это время наблюдавший и выжидавший, вдруг прыгнул вперёд, рыча, и схватил насекомое в воздухе в паре дюймов от Гвендолин. Тварь извивалась во пасти у Крона, пока тот не сжал челюсти. С пронзительным вскриком она наконец сдохла, обмякла, и из неё потекла зелёная слизь.

Крон выплюнул безжизненную скорлупу на землю, а Гвендолин подбежала к нему, чтобы обнять. Она гладила его и целовала в лоб, а он скулил и тёрся о неё головой.

"Я твоя должница, Крон", – сказала она с благодарностью. "Я обязана тебе жизнью".