Клятва Люка Болдуина

Это был один из тех домов на окраине города, где, хоть их аренда и стоила недорого, никто не хотел жить. Место это было голым, деревья там не росли, а трава сохла под палящими лучами солнца. На дорожке валялась опрокинутая кверху дном старая тачка, дрова были сложены кое-как, а на трёх верёвках, тянущихся от дверей дома через весь двор, сохло детское бельё. Как только Люк съехал с дороги на просёлок, из дома показался Уилли Становски. Вид у него был хмурый.

– Иду, иду, мальчик, – виноватым тоном сказал он. –

Тебя послал твой дядя, да? Иду. Бегу. Я проспал. Я извиняюсь перед твоим дядей.

С выражением стыда на лице и с видом человека, которого мучает головная боль и невыносимо яркое солнце, он побежал в сторону лесопильни. Люк повернулся было последовать за ним, но из дверей выглянула Тилли Становски.

– Не уезжай, Люк, поиграй с нами.

– А что мы будем делать? – спросил Люк. – Во что играть?

– Просто играть, и всё.

– Как это просто? – засомневался он. – Так не играют.

– Давай поиграем с собакой, – предложила она.

– Дэн – необыкновенная собака… – принялся было он объяснять, но к этому времени у дверей уже собралось всё семейство Становски; среди них был даже четырёхлетний малыш с испачканным грязью лицом, а позади него стояла старшая из детей, двадцатилетняя Мария, в чистом белом переднике.

– Зайди к нам, Люк, – весело пригласила его Мария. У

неё были большие тёмные глаза и блестящие черные волосы. Такой хорошенькой девушки Люку ещё не доводилось видеть, и когда она пригласила его к ним, он почувствовал себя польщённым и ему захотелось остаться.

И тут началось такое, в чём он сроду не участвовал.

Как только они с Дэном вошли в обветшалый дом, все дети принялись как безумные бегать друг за другом, а собака громко лаять. Они гонялись друг за другом по дому, выскакивали во двор, опрокидывали стулья, налетали на гладившую белье Марию, а она только смеялась. А когда все устали, Тилли уговорила Марию сесть за старенькое, с четырьмя разбитыми клавишами пианино цвета морёного дуба, и все вместе начали петь любимую песню канадских французов под названием «Жаворонок». «Жаворонок, добрый жаворонок…» – пели они, а чистый сильный голос

Марии нёсся над полями.

– Подождите, подождите! – крикнула Тилли. – Пройдёт время, и я буду петь не хуже Марии.

Люку и в голову не приходило, что так весело бегать, кричать и опрокидывать вещи и что Дэн может быть таким активным. А когда он уже остался совсем без сил, подумал, что хорошо бы пожить у Становски и что ему очень понравились Тилли и Мария.

Поэтому на следующий день, а было воскресенье, он снова поехал к Становски и вернулся домой только к ужину. После ужина, когда дядя Генри вышел на веранду, тётя

Элен, которая сидела на кухне, сложив руки на коленях, подозвала Люка к себе. Она была одета в новое чёрное платье и, когда шла в нём по проходу в церкви, выглядела очень важной. У неё было озабоченное выражение лица.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты бывал у Становски, Люк, – сказала она.

– Мы там только играем, – ответил Люк. – А почему нельзя, тётя Элен?

– Видишь ли, Люк, объяснить это нелегко, – продолжала она серьёзным тоном. – Твоему дяде, по-моему, не нравится, что ты бываешь у Становски.

– Он мне этого не говорил, тётя Элен.

– Люк, – ласково начала она, – на кого ты хочешь быть похожим, когда станешь взрослым: на дядю Генри или на

Уилли Становски?

– На дядю Генри. А что?

– Правильно, Люк. Тебе должно быть известно, Люк, что Уилли причиняет твоему дяде массу хлопот. – Снизив голос до шёпота, она добавила: – Уилли Становски пьёт, Люк. И пьёт много.

– Вот как?

– Да. И это дурно, правда, Люк?

– Наверное, – ответил Люк и помолчал, раздумывая над порочным пристрастием Уилли Становски к спиртному. И вдруг опомнился: – Но я не играю с мистером Становски, тётя Элен! Я играю с Тили. И Мария мне нравится. А они ведь не пьют.

– Да, – неопределённо отозвалась тётя Элен, решив продолжить беседу. – Тилли – хорошенькая девочка.

Правда, Люк?

– Очень.

– Хорошенькая девочка, и вы вместе учитесь в школе, да, Люк?

– Мы в одном классе, тётя Элен.

– Вот именно, Люк, – сказала тётя Элен. Она начала волноваться, а её раздражало любое волнение, и она с трудом подыскивала нужные слова. – Мне бы не хотелось, чтобы ты водил слишком тесную дружбу с семейством

Становски и в особенности с Тилли.

– Но почему? – недоумевал он.

– Потому что и в ней, наверное, со временем проявятся дурные наклонности, – резко сказала тётя Элен. – Она вырастет такой же, как её сестра Мария.

– Мария очень весёлая, – тихо возразил он. – Она поёт и играет на пианино.

– Да, – согласилась тётя Элен, поджимая губы и заливаясь краской. – И ходит в такие места, куда ей не полагается ходить, встречается с такими людьми, с которыми ей не полагается встречаться, её обзывают дурным словом, и всё это значит, что она плохо кончит.

– Плохо кончит? Но если она добра ко мне, тётя

Элен…

– Ну?

– Почему бы и мне не быть приветливым с ней? Почему?