Ната это не могло не радовать, хотя бездействие уже начинало его угнетать. Приключения последних месяцев пристрастили его к адреналину, и теперь ему не хватало острых ощущений. Эта физиологическая зависимость была знакома многим бывшим солдатам, и подобно им юноша тяготился своим положением пленника в спокойном, безбедном мире, где в солдатах уже не было нужды!
Сигрид покинула их двумя месяцами ранее.
«Этот мир не для меня, – сказала она на прощание. – Теперь, когда я всего лишь бесплотный дух, мне не понять вашей непрерывной борьбы за выживание… Зря я тогда вернулась к тебе. Это было ошибкой. Мне нет места рядом с вами. Зачастую ваши чувства и реакции совершенно для меня непостижимы, и мне думается, у нас с вами почти не осталось ничего общего. Например, когда я вижу, как вы с Анакатой занимаетесь любовью, все ваши телодвижения кажутся мне такими смехотворными, даже гадкими! Что может быть приятного в таком дурацком времяпрепровождении?»
Утомившись от ее бессмысленных жалоб, Нат не стал отговаривать ее лететь назад, в сад секретов, чтобы вновь присоединиться к Флавию Мерко и ему подобным из народа шепчущих духов.
Сказать по правде, Нат уже с трудом выносил присутствие Сигрид в своем собственном разуме. Осознание того, что она все время здесь и бесстыдно подглядывает за всем, что бы он ни делал, становилось все более омерзительным. Чаша его терпения переполнилась окончательно, когда он узнал, что Сигрид шпионила за ними, когда они с Анакатой занимались любовью, переходя поочередно от юноши к девушке.
«И вовсе это не подглядывание, – запротестовала Сигрид, когда Нат сурово отчитал ее. – Это чисто научный интерес. Для меня вы всего лишь насекомые, поведение которых требует объективного изучения».
В тот день Нат окончательно понял, что Сигрид стала такой же, как Флавий Мерко, и что ее человеческие чувства и воспоминания уже стираются.
– Знаешь, ты права, тебе лучше уйти, – сказал он со вздохом. – Мы становимся чужими, а учитывая скорость, с которой это прогрессирует, мы того и гляди окажемся врагами! А я бы предпочел, чтобы мы расстались по-дружески. Но знай, что если вдруг когда-нибудь, посредством какого угодно волшебства, ты сможешь заполучить назад свое тело, я буду счастлив снова обнять тебя.
Сигрид запротестовала, но как-то вяло, и Нату показалось, что на самом деле она только и ждала этого предлога, чтобы улететь прочь.
На следующий же день она исчезла. Недели три юноша ужасно тосковал по ней, но потом привык.
– Знаешь, это к лучшему, что она ушла, – сказал Неб Орн. – Посмотрим правде в глаза: она стала настоящей дрянью. Тебе известно, как она проводила время? Забиралась в сознание разным людям из нашего городка. Некоторые переносили ее вмешательства очень плохо. Насколько я знаю, двое из них покончили с собой, а трое лишились рассудка. Люди уже начинали поговаривать, что на этом берегу завелся какой-то злой дух. Понимаешь, о чем я?
Да, Нат его прекрасно понимал.
Вдобавок ко всему его отношения с Анакатой тоже складывались непросто. В эйфории, когда со всеми бедами было покончено, они стали любовниками, но затем между ними быстро возник разлад.
Состояние бездеятельности скверно отразилось на настроении девушки, которая только теперь осознала, как важна была для нее принадлежность к клану Искателей. Ей не хватало сурового военного уклада жизни, как не хватало риска и душевного подъема при выполнении опасных миссий, а также чувства небывалого товарищества, которое зарождается только в бою… после уничтожения метеорита все это исчезло, испарилось. Бригада Искателей распалась, король умер, монстры из кратера превратились в гнилую падаль…
Так что теперь, вопреки всем усилиям Ната помочь ей найти себе новое место в жизни, Анаката все время держалась угрюмо и раздражительно.
В довершение всего родители девушки упорно отказывались признать в ней то дитя, которым она была двадцать лет назад, и Анаката очень тяжело это переживала. Нат даже сам ходил к матери своей подруги, чтобы попытаться убедить ее, но та продолжала решительно отрицать очевидное, твердя, что ее «крошке» всего несколько месяцев от роду, а та девушка, которая пытается втереться к ним в доверие, всего лишь самозванка.
Она не оказалась исключением. Многие из тех, кто провел два последних десятилетия в состоянии каменной спячки, отказывались поверить, что за это время мимо прошла целая жизнь. Если же их продолжали убеждать, что они заблуждаются, они начинали буйствовать.
Анакате тоже пришлось смирить порывы своих дочерних чувств: слишком уж больно было ей видеть свою мать в припадке неконтролируемой истерической ярости, и все же отречение собственных родителей заставляло ее жестоко страдать.
На следующий день после особенно сильной ссоры она принялась упрашивать Ната сделать ей ребенка. При этом она с обезоруживающей прямотой призналась, что младенец ей нужен для того, чтобы снова обрести расположение матери, вручив его ей в качестве «возмещения ущерба».
Нат категорически отказался участвовать в этом циничном манипулировании, что также не улучшило их отношений.