Он заслужил этот момент спокойствия, когда не подозревал ни в чем Маркейл, а она не противостояла ему. Однако скоро их отношения вернутся в свое нормальное состояние, на весьма скользкую дорожку. И, пожалуй, это лучше для них обоих, решил Уильям. Несмотря на все, что произошло между ними, он постоянно чувствовал, что какая-то неведомая сила все еще влечет его к ней. Получив в свои руки драгоценную вещицу, он никогда больше не увидит Маркейл, и так для него лучше.
— Интересно, — протянул он, заметив, что дверца экипажа болтается под каким-то немыслимым углом. — Как это ее угораздило?
— Пришлось постараться, — обронила Маркейл, разглядывая дело рук своих.
— Ничего не понимаю, — продолжал удивляться Уильям.
— Постон накрепко запер ставни и дверцы, и мне пришлось найти способ открыть дверцу изнутри.
— Я не видел Постона на набережной. Впрочем, это естественно, потому что там, по-видимому, собрался весь город.
Уильям поставил Маркейл на ноги. Нахмурившись при виде грязи у нее на платье и чулок, ставших черными. Бросив взгляд на ее лицо, он отметил, что она бледна под въевшейся сажей, на которой выделялись полоски от слез.
Он слишком поздно осознал, что, очевидно, питает слабость к эмоциональным женщинам, особенно к дамам с фиалковыми глазами и заплаканными лицами.
Чем скорее она вернется к своим обычным хладнокровию и выдержке, тем скорее он сможет получить шкатулку и забыть все, что случилось на этой неделе.
Отодвинувшись, Уильям окинул ее взглядом с головы до ног.
— Боже правый, сейчас ты похожа на чернорабочую.
— Да и ты выглядишь не лучше.
Дрожащая улыбка Маркейл пропала, а подбородок взлетел вверх.
— Да, но я был в гуще огня, а ты — нет. — Видя, как она старается найти язвительный ответ, Уильям скрыл удовлетворение и перевел взгляд на дверцу. — Как ты открыла эту дверцу? Вот чудеса!
— Я воспользовалась грелкой для ног, чтобы справиться со стержнем в петлях. — Она пошарила рукой внутри и подняла вверх стержень, странно приплюснутый на одном конце. — Видишь?
— Дьявольская хитрость.
— Я сделала то, что нужно было в тот момент.
Маркейл бросила стержень на пол экипажа.
Судя по тембру ее голоса, Уильям мог сказать, что теперь она немного пришла в себя и уже не выглядела такой ранимой. «Это хорошо, — подумал он. — Меньше всего мне хотелось бы сейчас иметь дело с плаксивой женщиной».
— Усаживайся. — Он кивком указал на экипаж. — Я найду Постона, и мы поедем.
— Да? И куда же именно?
— Обратно к тебе в гостиницу, где ты отдашь мне реликвию, чтобы я мог спасти брата.
— Уильям, я должна тебе сказать…
— Ш-ш-ш. — Уильям поднял ее и усадил на сиденье. — Поговорим об этом позже. И даже не думай о том, чтобы сбежать, пока меня не будет. Пустая затея.
— Если бы я хотела сбежать, то могла бы это сделать, но я, как видишь, осталась здесь. — Маркейл вздернула подбородок. — Я все время была на виду и вовсе не пыталась вернуться в гостиницу, хотя мне ничто не мешало.
— Справедливо. Просто не поддавайся, теперь каким-нибудь неожиданным идеям.
Уильям бросил ей ее накидку и, когда Маркейл ловила ее, мельком увидел одну из ее ладоней.
Схватив Маркейл за запястье, он, не обращая внимания на то, что она сопротивлялась, стараясь освободить руку, повернул вверх ее ладонь, и его взору предстала ярко-красная полоска содранной кожи.
— Господи, откуда у тебя это?
— Не важно.
Согнув пальцы, Маркейл закрыла полоску.
Но для него это было как раз важно.
— Ты поранила руку, когда носила ведра с водой?
— Не могла же я просто сидеть рядом и равнодушно наблюдать. Я знала, как много значил для тебя твой корабль, и… и, наверное, я чувствовала за собой ответственность в определенном смысле.
Он взглянул в обращенное к нему лицо, отметил легкие круги у нее вокруг глаз, заметил, как она сутулилась от усталости.
Убирая со щеки выбившуюся прядь волос, Маркейл непроизвольно открыла красную полоску на ладони другой руки, и Уильям, нахмурившись, почувствовал, как у него неровно застучало сердце. «Проклятие, — мелькнула мысль, — не вздумай решить, что ее поступки значат больше, чем ее слова. Она актриса — и к тому же блистательная».
Его взгляд скользнул по нежным линиям ее лица и шеи, которых не скрывал даже тонкий слой сажи.
— Значит, так, — выпрямляясь, объявил он. — Когда мы вернемся в твою гостиницу, я хочу увидеть все синяки, порезы и ожоги на твоем теле.
— Я не стану снимать перед тобой одежду.
Она дерзко посмотрела на него.
— Тогда разденешься перед служанкой, — пожал плечами он. — Я не успокоюсь, пока кто-нибудь не осмотрит твои ушибы и порезы.
— Почему вдруг такое беспокойство?
— Чему ты удивляешься? Будет неплохо, если тебя полечат и, по крайней мере, вымоют… А, вот и Постон.
Слуга торопливо направлялся к ним.
— Вы здесь, сэр! Я везде искал вас, но… — Он, нахмурившись, потянулся вперед. — О-о, дверь совсем снята с петель!
— Мисс Бичем решила прогуляться.
— Вот как?
— Да, — язвительно подтвердила Маркейл, — именно так.
Почему они оба удивляются, что ей захотелось на свободу? Она могла поспорить на последнее пенни, что ни один из них не смирился бы, окажись запертым в экипаже.