Клятвоотступник

Кузнецов молча протянул руку женщине и с кислой улыбкой вышел из бюро. Возле автобусной остановки он присел на скамеечку, и затаив дыхание, раскрыл упаковку. От увиденного у него чуть было не выпала челюсть. В мешке был небольшой пакет картофеля и два пакета моркови. В магазине такой «довесок» тянул на пять марок, не больше.

Эрика столь раннее возвращение своего друга явно не ожидала и поэтому была очень удивлена. Еще больше был удивлен Александр, когда он открыл дверь и вошел в зал. В центре комнаты стоял стол, «нагруженный» до отказа всевозможными блюдами. Часть из них он давненько не кушал. Жизнерадостная хозяйка ни на какие его вопросы не отвечала. Она специально молчала, сжав губы, и весело кружилась то вокруг своего любимого, то вокруг стола. Иногда она напевала себе под нос какую-то немецкую песенку. Не раскрыла она тайну своего радостного настроения и праздничных приготовлений и за столом. Русский с восхищением и с недоумением смотрел на свою красивую женщину и также радовался чему-то неожиданному и загадочному. Он радовался непонятному, как маленький ребенок. Он сейчас не узнавал Эрику, которая поровну поделила с ним целую бутылку шампанского. От спиртного она нисколько не пьянела. Она только по-детски смеялась и тыкала пальчиком ему в висок.

Открыла она свою тайну любимому только ночью, когда он поднял ее на руки и понес в постель. Оказавшись в истоме любовных чувств, она с легким вздохом ему прошептала:

– Мой любимый Сашенька.... Ты скоро станешь гражданином нашей страны....

Кузнецов до конца еще не понимал, о чем шептала ему на ухо любимая девушка. Одно он знал точно, что она говорила ему что-то очень важное, ради которого он так долго страдал. Страдал не только он один, страдала и она, немка бывшей ГДР, которая по-настоящему полюбила его, военного дезертира. Он пристально смотрел на ее красивое лицо и вытирал слезы, которые маленькими ручейками текли из ее глаз. Своих слез, слез прошлых переживаний и предстоящих надежд, он не замечал.

Утром Кузнецов работать на склад не пошел. Влюбленные считали это бессмысленным занятием. Да им и не до этого было. Информацию о том, что руководство Германии и России приняло решение не преследовать дезертиров из бывшей Западной группы войск, Эрика узнала из немецкой газеты. Газеты она покупала почти каждый день, надеясь найти себе работу. Она перечитывала эту небольшое сообщение несколько раз, перечитывала со слезами на глазах. Она была счастлива, как никогда. Сейчас у нее, как и у всех людей, появилась возможность приобрести обыкновенное человеческое счастье. Ее счастье невозможно было без русского солдата, который переступил черту закона ради того, чтобы жить и любить. С этими мыслями она накрывала праздничный стол, стол настоящей и будущей любви для единой семьи. Об этом она думала и в постели, когда до крови кусала страстные губы любимого русского.

К ратуше они подошли ровно в десять часов утра. Оба волновались, особенно Александр. Ему еще не верилось в возможность такого решения. На всякий случай он даже подстраховался, не стал заходить в помещение и остался на улице. Он стоял возле небольшого скверика, и то и дело озирался по сторонам. Эрика пришла к нему минут через двадцать, пришла с подавленным настроением. Он сразу это заметил. Узнав о том, что местные чиновники никаких циркуляров в отношении русских дезертиров не получали, он сильно расстроился. Он начал колотить кулаками по рядом стоящему дереву и материться. Эрика, наблюдая за ним, внезапно заплакала и принялась что-то шептать себе под нос. Два дня недавние ходоки в ратхаус не выходили из квартиры. Они никого не хотели видеть и слышать. Особенно буйствовал верзила. Он повыкидывал из шкафа все немецкие газеты и чуть было не раскроил «голову» телевизору. Ему казалось, что все, о чем пишут и говорят, есть брехня. Молодая парочка из душевного «запоя» вышла только через неделю. Вышла к своей радости и к своему удивлению даже окрепшей. Они решили не сдаваться.

Прошел месяц. Для них он оказался на редкость удачным. Эрика в райцентре устроилась в дом престарелых уборщицей. В ее деревне работы вообще не было, почти все сидели на социальном пособии. Всевозможные курсы для молодых немцев были просто-напросто профанацией. Корочки не давали гарантии в трудоустройстве. О престижной работе никто не мечтал. Кое-кто продолжал уезжать на запад страны, там были свои проблемы…