Клятвоотступник

Красную книжечку члена КПСС Николай получил еще в стенах училища. На политработу попал совершенно случайно, службу начинал в должности командира танкового взвода. Сначала шло все нормально, почти как у всех. Однако через год получил партийное взыскание, казалось бы, из-за простой мелочи. Конспект руководителю группы политических занятий писала его жена, которая сначала была не только хорошей спутницей жизни, но и примерной секретаршей. Затем боевая подруга совершила случайную ошибку, которая очень дорого обошлась ее мужу. О том, что она переписывает один раз в неделю «Коммунист Вооруженных Сил», новенькая поделилась с женой заместителя командира танкового батальона по политической части. Утром недавнего выпускника училища вызвали в канцелярию батальона, через час на партбюро объявили выговор, здесь же его вычеркнули из списка кандидатов на должность командира танковой роты. Фамилия политического очковтирателя называлась почти на каждом партийном собрании части. В молодой семье начались раздоры, первой не выдержала Людмила, стала изменять мужу. Замужней женщине из прославленного Забайкальского военного округа приглянулся холостой офицер из соседней части. Влюбленный капитан почти все свои «служивые» деньги тратил на развлечения новой подруги. О «шкодничестве» супруги Коновалов узнал от солдата, который нес службу неподалеку от офицерского дома. Минометчик приходил к Людмиле тогда, когда ее возлюбленный был в наряде или уезжал на учения. Лейтенант отсутствовал иногда неделями. Танкист решил жестоко наказать «лавеласа.». Однажды, сославшись на резкое недомогание во время стрельбы, он напросился к полковому врачу. В столь позднее время жена никак не ожидала увидеть своего Коленьку, не ожидал его и ее любовник. В эту ночь в офицерском доме был настоящий переполох. Разъяренный танкист жестоко расправился с ночными обитателями своей квартиры. Утюгом, который попался ему под руку, он пробил голову жене и сломал челюсть ее хахалю. Утром сразу в двух полках начались разборки. Коновалову объявили по партийной линии строгий выговор, наказал и командир полка. Через пару часов пьяный взводный на танке подъехал к штабу части и стал грозить его «переутюжить», ежели с него не снимут все взыскания. Срочно подняли по тревоге состав двух караулов, чтобы его угомонить. Командир полка на всякий случай лично сам вывел танк из парка боевых машин и поставил его перед воротами КПП. Боялся, что его подчиненный умчится на грозной технике за пределы военного городка и ринется на мирное население. Этого не произошло, да и преграда была излишней. До соседней деревни было слишком далеко, почти сто километров…

Некогда примерный коммунист после опохмелки вновь проходил «очищение» через все партийные инстанции. Коммунисты части единогласно поддержали решение первичной парторганизации, объявив члену КПСС товарищу Коновалову строгий выговор с занесением в учетную карточку. Дальше военная карьера у офицера пошла вообще наперекосяк. Пять лет тянул лямку взводного, затем направили в строевую часть артиллерийского полка, который находился неподалеку от турецкой границы. Два года пролетели незаметно, здесь же получил и капитана. Коновалов со своей судьбой окончательно смирился и был готов на любимом стуле с кожаной подкладкой «протирать штаны» до самой пенсии, но не получилось. Виной этому была уже не бывшая жена, а его подчиненный писарь. Солдат при оформлении личного дела заместителя командира части, который уходил на повышение, случайно или специально не вложил в конверт партийную характеристику. Прошла неделя. Молодой полководец стал названивать и интересоваться своими документами. Строевик в ответ призывал будущего комполка к спокойствию… Через месяц Коновалова перевели на вакантную должность начальника клуба, здесь и пригодился его каллиграфический почерк…

Разговора, как такового, на этот раз у земляков не получилось. Помешал начальник клуба. Он, едва открыв дверь художки, разразился руганью в адрес своего подчиненного:

– Ты чего, салага, меня обижаешь? Я тебя спрашиваю, ты почему знамена из подсобки украл? Куда ты их, скверный подонок, унес? Где они, я тебя спрашиваю, товарищ сержант?

Художник, он же и киношник, видя разъяренную физиономию шефа, на ругань ничего не отвечал. Он принял стойку «смирно» и «лупал» глазами. Вид невинной жертвы и вовсе вывел капитана из себя. Офицер, размахивая кулаками перед носом сержанта, продолжал кричать:

– Ты, сучье племя, наверное, немцам продал… Эти знамена наши роты привезли еще с целины… Я думал, что я их себе на память в Россию заберу…

Сержант Стрельников после этого умозаключения, скорее всего, только по-настоящему «врубился» и начал огрызаться на ругань начальника. Он, словно первоклашка, писклявым голосом прошепелявил:

– Никак нет, товарищ ка-пи-тан, я зна-ме-на ника-кие не брал, честное слово не брал… Да и зачем мне они?

Однако Коновалов не унимался и продолжал его «добивать»: