В казарму Кузнецов пришел очень поздно, все уже спали. Он прошмыгнул мимо спящего дневального и быстро разделся. Спать не хотелось, в голову настойчиво вползали мысли, одна страшнее другой. В висках очень сильно стучали какие-то молоточки, которые, как ему казалось, вот-вот раздробят его черепную коробку на мелкие части. Слезы то и дело текли из глаз солдата и падали на подушку. От слез она стала вскоре влажной. Чем больше Александр размышлял о письме, тем настойчивее приходил к ужасным выводам, с которыми он никак не хотел соглашаться. Ему было всего и только двадцать, но у него уже не было ни матери, ни отца. Он был на этой огромной земле один, один, как жалкая песчинка. И эта песчинка после смерти родителей была никому не нужна. Солдат снова и снова воспроизводил в памяти содержание письма бабы Шуры и все недоумевал, почему мать раньше не написала ему о смерти отца. Не понимал он и того, почему она не получила его письмо. Он ей отписал, хотя и очень поздно, но все равно дал ответ своей матушке. Послание единственного сына было очень короткое, но родители были бы и этому очень рады. В этом верзила нисколько не сомневался. Он только в армии понял цену короткой весточки с родины, не говоря уже о письмах от родителей, у которых всегда и везде болело сердце за своего родного ребенка. Солдат и баба Шура не знали, что причиной исчезновения солдатского письма была забастовка работников почты разваливающегося Советского Союза. Людям несколько месяцев не платили заработную плату. Тогда многие письма не дошли до своих адресатов…
Не прибавила жизненного оптимизма солдату и весть бабушки-почтальонки о жизни в Найденовке. Александр и раньше знал все эти беды. Крестьяне вымирали быстро и незаметно, словно мухи. От страшных воспоминаний по его телу пробежали мурашки, тревожно забилось сердце. Засыпающего солдата радовало то, что его односельчанка Полинка Краут уехала в Германию. В эту ночь он видел ее даже во сне и почему-то страстно целовал. Она просила Саньку остаться с ней навсегда…
Глава вторая.
Желание остаться в Германии, остаться здесь навсегда, возникло у рядового Александра Кузнецова как-то неожиданно. Первопричиной этому, скорее всего, было страшное письмо из родной деревни. Чем чаще он раздумывал о своих бедах, тем больше в его голове накапливались довольно странные мысли, которые он «насобирал» во время прохождения военной службы. Все сводилось к одному: жизнь в бывшей ГДР, да и в объединенной Германии была куда лучше, чем в Найденовке или в Изумрудном. Довольно умный и серьезный прапорщик Чернов, который исколесил эту страну вдоль и поперек, также ничего плохого здесь не видел. Подлил масло в огонь и Исхаков. Фарид был также не прочь на этой земле осесть. Александр и сам был свидетелем, как кое-кто из офицеров-заменщиков со слезами на глазах покидал этот хоть и далеко не райский, но все же, радующий сердце и душу, уголок земли.
Многие воины-интернационалисты хотели жить в этой стране, однако только единицы отваживались рисковать ради этого. Не только потому, что эти единицы были эгоистами или имели большие возможности, чем тысячи или десятки тысяч других желающих сытно покушать. Нет, весь корень этой отваги был совсем в другом. Молодые люди, не имеющие жизненного опыта и видящие немцев через окна казарм, обнесенных высокими заборами, и то не все осознавали цену желаемого рая. Дорога к этому раю, иногда даже и приукрашенному, была тернистой, требовала больших нервов, и не только. На деле это означало дезертирство, даже предательство социалистической Родины. Кузнецова от этих мыслей часто бросало в жар. Перед глазами невольно всплывал эпизод принятия Военной присяги. В этот день он получил первую в своей жизни благодарность от ротного командира. За интересы священной земли русской, за лучшее будущее Александра, его прадед отдал на поле битвы свою молодую жизнь. От этих тяжких мыслей в его душе становилось еще «мутнее».