Клятву сдержали

В редкие свободные часы шли в лес совершенствоваться в стрельбе из личного оружия. Еще в Кривом Роге нам вместе с военным обмундированием выдали по пистолету системы наган и по нескольку обойм патронов. Там, в ожидании отправки на фронт, мы с Володей частенько практиковались в стрельбе. На первых порах Володя стрелял лучше меня, мои пули нередко уходили "за молоко", и это очень огорчало. Здесь же, в Житомире, я стал выбивать "девятки" и даже "десятки".

На фронте после нескольких дней ожесточенных боев положение немного стабилизировалось. Но мы продолжали шить в постоянной тревоге. Враг забрасывал в город парашютистов, которые старались посеять среди жителей и бойцов панические слухи. Вдруг среди ночи неизвестный "доброжелатель" сообщал, что якобы в город ворвались вражеские танки и надо спешно эвакуироваться. Вначале эти ночные звонки действительно вызывали среди персонала тревогу: ведь мы были в ответе за жизнь сотен раненых. Но начальник госпиталя, человек опытный и осторожный, всегда после каждого такого сообщения тщательно проверял обстановку. И оказывалось, что слух ложный, что мы правильно поступили, не потревожив раненых.

Все же ни один ночной звонок без проверки нельзя было оставлять. Мы знали, что враг жесток и коварен и готов на любую провокацию. Поэтому транспорт у нас мог в любую минуту принять раненых, а мы, персонал госпиталя, готовы были всегда занять круговую оборону.

Вскоре немцы возобновили наступление. Ожесточенные бои завязались на улицах города. Нам было приказано свернуть госпиталь и отступать по направлению к Киеву. К этому времени у нас было около тысячи раненых бойцов и командиров, большинство из которых самостоятельно передвигаться не могли. Эвакуировать такое количество раненых - дело очень нелегкое.

Всех распределили на группы по степени сложности ранений, назначили ответственных за отправку каждой из них. Сперва вывезли тяжелораненых. Все работы вели только по ночам, О том, чтобы заниматься эвакуацией днем, не могло быть и речи. Любой демаскированный объект фашисты безжалостно бомбили. Не могли мы и развернуть красный крест, так как убедились, что чувство сострадания, чувство уважения к международным законам нагло попирались гитлеровскими варварами.

Эвакуация прошла благополучно. За несколько ночей мы вывезли в тыл на машинах и железнодорожным транспортом всех раненых и только после этого свернули службы.

Сперва, казалось, ничто не предвещало осложнений в пути. Но едва отъехали несколько километров от города, как услышали гул самолетов. Еще раньше, когда добирались к Житомиру, над нами нередко пролетали вражеские бомбардировщики, но ни разу не бомбили. То ли наша маленькая колонна казалась врагу не заслуживающей внимания, то ли противник имел более важное задание. Так или иначе, до этого в пути бомбежкам мы не подвергались. Это притупило бдительность. Мы перестали прятаться от противника, за что на этот раз и были наказаны.

Оказавшись над нами, шесть вражеских самолетов развернулись, снизились, и вскоре к их гулу прибавился воющий звук падающих бомб.

- Воздух! - послышались запоздалые крики.

Машины поспешно стали сворачивать в лес, мы на ходу выскакивали, бросались врассыпную. Самолеты сделали новый заход и открыли огонь из пулеметов.

В тягостном молчании хоронили мы убитых, спешно оказывали первую помощь раненым. Дорого обошлась нам наша беспечность.

Кажется мне, именно после этого случая стал я окончательно военным человеком: осторожным, бдительным. Как всегда на войне, опыт приобретался слишком дорогой ценой. Это был период, когда все мы учились воевать с озверелым и сильным врагом.

Едва колонна снова тронулась в путь, как нас нагнал мотоциклист. Запыленный, усталый, он очень торопился, однако, поравнявшись с головой колонны, остановился и сообщил печальную весть: враг ворвался в Житомир.

- Немецкие танки, - сказал он, - движутся по шоссе на Киев, они нагоняют нас.

Мотоциклист умчался, а нам пришлось срочно сворачивать в лес. Еще как следует не замаскировались, а на шоссе послышался гул машин, лязг гусениц. Вскоре из-за поворота показался головной немецкий танк.

Я впервые видел врага так близко от себя. Разрисованный маскировочными зелено-желтыми пятнами, танк быстро приближался. Крышка люка была отброшена, над ним чернела фигура немца. Темный комбинезон, самоуверенное, наглое лицо. Шлем он держал в руке. Казалось, немцы выехали на прогулку. Тогда меня удивила, поразила эта наглая самоуверенность. Потом я столкнулся с нею не раз и перестал удивляться. Да, в первый период войны наглости у врага было хоть отбавляй...

Немец курил, и дымок сигареты был ясно виден на фоне зеленого леса. Мне показалось даже, что я почувствовал табачный запах, так близко от нас проехал танк.

Вслед за этим танком прошли еще четыре вражеских машины, и на каждой из открытого люка торчала голова немца. Гитлеровцы с интересом посматривали по сторонам. А у нас в бессильной злобе сжимались кулаки. Но что могли поделать с этими бронированными чудовищами мы, несколько десятков медиков, вооруженные лишь пистолетами?