Клиент всегда прав

— И вот я приехала домой… — она надрывно всхлипнула, — и только тогда поняла, что произошло… Нет, не поняла, — судорожно поправила она себя, — просто мне стало невыносимо тоскливо. Я подумала, что Альберт уже никогда не приедет с дачи, никогда не сядет в свое любимое кресло…

При этой истерической реплике я вдруг представила себе те неудобные кресла из белой кожи с поблескивающими закругленными подлокотниками, на одном из которых я имела несчастье сидеть, и с иронией подумала: какое из этих белых чудищ было «любимым» креслом Альберта Степановича? Или в доме имелись другие, более комфортабельные?

— Я не хотела этого, видит бог, не хотела, — скулила Вероника, — все произошло, как во сне. Я любила своего мужа, я не желала ему зла… Но он… — губы ее задрожали пуще прежнего, — он прези… — она разрыдалась.

И в ту же минуту на экране появилась заставка. Друг за другом поплыли открыточные виды Тарасова: набережная, консерватория, проспект, здание горадминистрации, площадь Революции.

Я нажала на пульт и пошла в прихожую. Я представляла, какое смятение царит на студии. Может, Дюкина рассказала бы еще много интересных вещей, но ее «выключили».

Проделав с замками все необходимые манипуляции, я очутилась на улице. Сев в свою «девятку», прямиком отправилась к моему заказчику.

Честно говоря, ситуация была не из самых ясных, даже если учесть признание Дюкиной. Тем не менее два звена одной цепи: факт любовной связи Дюкина с сурдопереводчицей и его убийство, совершенное Вероникой, казалось, следовали друг за другом. Вполне возможно, что, отправившись на дачу и застукав там мужа с Зарубиной, она выстрелила в Альберта, движимая ревностью и ненавистью. Так что же это получается? Убийство на любовной почве?

Но Дюкин-старший упорно отказывался верить тому, что Вероника могла убить мужа. Это упорство еще, конечно, не означает, что он прав и Дюкина ни при чем. Но для того, чтобы приняться за расследование этого дела, я тоже должна опираться на веру в невиновность последней. А этой веры как раз у меня и не было. Нет, я знаю, что порой, признаваясь в чем-то страшном и постыдном, люди хотят лишь привлечь к себе внимание, что на самом деле они не совершили и десятой доли того, в чем признаются. Всякое бывает, но с Дюкиной…

Могла ли я допустить, что Вероника, не имея никакого отношения к убийству мужа, но признавшись в этом убийстве, хотела лишь выказать себя великой во зле, потому что быть великой в добре было ей не по силам? И поэтому затеяла весь этот спектакль с признанием? В любом случае, я должна с ней поговорить и как можно скорее.

Степан Федорович принял меня в своей мрачной квартире, облаченный в темно-синий костюм. Он был сосредоточен и немного раздражен.

— Я думаю, вы тоже не верите в этот бред, — безапелляционно заявил он, едва я заняла массивное кресло с изумрудной обивкой, — иначе вас бы здесь не было.

Он прошил меня «кинжальным» взглядом, точно сомневался в моей порядочности. Я выказала полную невозмутимость, сделав максимальное усилие, чтобы он не заметил моего душевного колебания.

— Я плачу вам четыреста долларов в день, а вы доказываете, что Вероника не имеет никакого отношения к этому грязному делу.

Он снова смерил меня быстрым, пронизывающим взором и, криво усмехнувшись, открыл бумажник, который держал в руках. Пока он отсчитывал купюры, я соображала, стоит ли ему говорить об измене его сына с Зарубиной или лучше воздержаться. Наконец я решила ничего ему не говорить. Успеется еще. Меланхоличным жестом я опустила доллары в карман и посмотрела на Дюкина ясным, как слеза ребенка, взглядом.

— Степан Федорович, — я хотела полностью оградить себя от возможных недоразумений, которые могли возникнуть впоследствии, в связи с моим согласием продолжать начатое дело, — я должна уточнить вашу формулировку.

— Ну, — он недовольно посмотрел на меня.

— Вы платите мне четыреста долларов в сутки за то, что я найду убийцу вашего сына. Прошу вас учесть, — твердо произнесла я, — что им может оказаться и ваша невестка. Это вы должны подтвердить письменно.

— Хорошо, — поморщился он, — пусть будет так.

Он выудил откуда-то чистый лист, достал из кармана костюма ручку «Паркер» с золотым пером и размашистым почерком написал то, что я от него требовала.

— И еще, — добавила я, — мне нужно срочно побеседовать с Вероникой Сергеевной.

Он нетерпеливо вскинул свои густые брови.

— Она уже в КПЗ, — холодно бросил он, — звонила мне оттуда, просила помощи. Я должен сделать один звонок… Думаю, мне удастся устроить вам встречу с ней.

Я сделала вид, что рассматриваю обложку лежащего на журнальном столике «Вокруг света», а он вышел из гостиной. Минуты через три он вернулся еще более озабоченный и сумрачный.

— Вы можете с ней встретиться. Она в Октябрьском РОВД. Дежурному скажете, кто вы. Он уже предупрежден о вашем визите. Если вдруг вместо него будет кто другой, скажете, что вам дал разрешение полковник Воронин.

— Спасибо.

* * *