Клин клином

Молодая женщина молчала, но по ее губам словно скользнула еле заметная грустная улыбка безнадежности. Надежда напряглась, ожидая, что сейчас услышит печальную исповедь. Казалось, другого просто быть не может. Но вместо тихих, как шорох травы, слов, на которые она настроилась… вдруг оглушающе резко заскрипели ступени лестницы под тяжелыми, явно неженскими шагами.

Надежда дернулась всем телом… и открыла глаза. Лампа погасла – видимо, в ней кончился керосин, и портрет освещала лишь полная луна, заглядывающая в окна. В ее призрачном голубоватом свете изображенная на полотне женщина выглядела строже, отстраненнее, но ее тоскующий взгляд по-прежнему был устремлен на Надежду.

– Вот ч-черт! – раздалось за дверью, и одновременно с восклицанием послышался грохот, словно кто-то оступился с лестницы и чуть было не сверзился. – Так и шею свернуть недолго! И что меня сюда понесло?

Надежде вмиг стало не до дамы на портрете. И о чем, спрашивается, она думала, собираясь провести ночь в пустом доме? Одно дело – тетя Нила, которую все знали и уважали, другое дело – никому не известная девица из столицы. Господи, да тот, кто вот-вот распахнет дверь, скорее всего, вообще не подозревает, что в комнате кто-то есть. Страшно представить, как этот неизвестный поступит, обнаружив в постели молодую особу. И ночная рубашка с длинными рукавами вряд ли послужит ей надежной защитой. Здесь пригодились бы железные латы, да и то вряд ли помогли бы. Хорошо бы отключиться и не знать, что последует дальше. А затем… Может, будет лучше, если о «затем» она так никогда и не узнает?..

Надежда что есть силы вжалась спиной в стену, украшенную гобеленовым ковриком, на котором охотник целился в оленя, выбирающегося из воды на другом от него берегу. В детстве Надежда убедила себя в том, что олень успеет скрыться в зарослях, прежде чем охотник выстрелит. Но у нее самой не было возможности спрятаться, и она, с головой накрывшись одеялом, крепко зажмурилась.

Какое-то время она слышала смачные ругательства, грохот мебели, на которую натыкались впотьмах, затем с шумом упали на пол ботинки. Сначала один, затем – через некоторое время – другой. А потом… потом старые пружины чуть скрежетнули и матрас просел под тяжестью рухнувшего на него тела.

Надежда набрала в рот побольше воздуха и перестала дышать, по-прежнему не открывая глаз. Перед ней поплыли красные и черные круги, в висках тяжело застучало… и она провалилась в небытие…

* * *

– Ну и где я тебя подцепил, хотелось бы знать? – услышала Надежда недоуменный и одновременно недовольный мужской голос. – Нет, точно пить надо меньше.

Она чуть приоткрыла один глаз и из-под ресниц увидела сначала трехстворчатый шкаф, а чуть скосив взгляд – заросшего трехдневной щетиной мужчину лет тридцати с небольшим, что развалился в кресле возле шаткого столика под портретом, положив босые ноги одну на другую. Коротко стриженные волнистые темно-русые волосы незнакомца торчали во все стороны, довольно правильные черты портило смурное выражение лица. Одет он был в сильно потертые джинсы и несусветно мятую светло-голубую рубашку. В руке он держал пустую рюмку.

«Выпил тети-Нилину водку и съел ее хлеб, – пораженно подумала Надежда. – Разве так можно?»

– Чего молчишь? – недружелюбно спросил незнакомец, не спуская с нее глаз. – Я же вижу, что ты проснулась.

Надежда осторожно перевела дыхание и чуть пошевелила мышцами затекшей спины. Кажется, она так и провела ночь, распластавшись вдоль стены – словно масло, тонким слоем намазанное на бутерброд. Затем судорожно вцепилась пальцами в край одеяла возле самого горла. Господи, и зачем она только проснулась?

– Вы меня нигде… нигде не подцепили, – с трудом произнесла она пересохшими от волнения и страха губами и облизнула их языком. – Я тут… спала.

– Ясное дело – спала, – ухмыльнулся небритый тип, и Надежде стало еще страшнее. – А до этого ты где была?

– В Москве, – прошептала Надежда.

Молодой человек потер щетину на подбородке и задумчиво протянул:

– В Москве, говоришь… А я тогда где был?

– Не знаю, – честно сказала Надежда.

– И я не знаю, – признался ей незнакомец и нахмурился. – Но точно не в Москве. И где же тогда мы с тобой, черт побери, встретились?

Надежда чуть не разрыдалась, настолько нелепым был ее ответ:

– Здесь.

– Где здесь?

– На этой кровати, – произнесла она тише шелеста листвы в ясный безоблачный день.

Однако молодой человек услышал и встрепенулся. Глаза его плотоядно сверкнули. Изящная блондинка со спутанными длинными волосами, вконец растерянная и вне себя от ужаса, меньше всего походила на особу, которую можно подцепить неизвестно где и затащить в постель. Но какие могут быть сомнения после ее же собственного признания?

– Ага. Это в корне меняет ситуацию, – раздалось в ответ, и небритый незнакомец сделал попытку выбраться из кресла.

– Вы меня не так поняли! – в страхе закричала Надежда. – Я уже была здесь, когда вы вошли в комнату!