Клин клином

– Портрет молодой женщины в сером старинном платье, – начала она, всем своим видом выражая досаду и нетерпение. – Написали его, наверное, веке в восемнадцатом или в самом начале девятнадцатого. Во всяком случае, так считает один мой знакомый художник…

– Это тот, который пижон? – прервал ее Михалыч. – Ну, с бородкой и с платком на шее… Или тот, который себе на уме? Вроде и одевается небрежно, и ходит чуть вразвалочку, а девки ему вслед все глаза проглядели. И заметь, он все это прекрасно видит, только ему как бы нет до них никакого дела…

Надежда так и села обратно на стул, благо не успела от него далеко отойти.

– Как это – все глаза проглядели?

– Да вот так. – Михалыч снял очки, до предела вытаращил свои близорукие стариковские глаза и вывернул тощую шею под немыслимым углом, словно следил за кем-то ускользающим из поля его зрения. Потом он выпрямился и водрузил очки на нос. – Значит, Володька.

– Да, он, – подтвердила Надежда и почему-то покраснела, как если бы ее уличили в чем-то неприличном.

– Так что у нас дальше с этим портретом? – вернулся старик к прерванной теме разговора.

– Да ничего особенного. Просто хотела выяснить, что за девушка на нем изображена.

– А зачем?

– Просто интересно! – выкрикнула Надежда, теряя всякое терпение, и снова вскочила на ноги. – Интересно, и все тут!

– И выяснила? – как ни в чем не бывало произнес ее собеседник.

– Да нет же! Неужели не ясно?

– А что же ко мне не обратилась?

– С какой стати? Я была уверена, что сама справлюсь.

Михалыч стал похож на римского триумфатора, въезжающего в покоренный город. Даже вроде в плечах раздался и ростом стал выше.

– Но ведь не справилась, сдалась. Всё вы, молодые, стараетесь получить с наскока да по-быстрому. Раз, два – и готово! Трудиться вдумчиво не умеете. Терпения и усидчивости ни на грош.

– Ну, это не про меня, – заявила Надежда и собралась было испепелить старика высокомерным взглядом, как вдруг в ее мозгу словно щелкнул тумблер переключателя. – Неужели вы мне помочь можете? – спросила она, существенно понизив тональность и всем телом подавшись к старику.

– Да как сказать, – неопределенно пожал плечами Михалыч и стал разглядывать некогда беленый, а ныне в серых разводах от протечек сводчатый потолок.

Надежда умоляюще сложила руки перед грудью:

– Миленький Виктор Михайлович, ну, пожалуйста, расскажите, что знаете, про портрет!

– А ежели я ничего не знаю, тогда как?

– Сердцем чувствую, что знаете, – продолжала просить Надежда. – А меня он будто околдовал. Так и кажется, что девушка эта мне что-то сказать хочет, а не может. Я просто извелась вся. Может, предание какое существует и только вам одному о нем известно, а?

Михалыч медленно поднялся на ноги и, милостиво кивнув, произнес:

– Ну ладно, пошли ко мне, а то здесь действительно заледенеть можно. С моим радикулитом только тут и рассиживаться.

– Ой! – воскликнула Надежда, поспешно скидывая с ног казенные валенки. – Наденьте, пока они теплые. Простите, что не подумала!

– Чего уж сейчас надевать-то, все равно уходим. Ты только все свои листочки забери. Может, для чего-нибудь и они сгодятся. Я же не всемогущий, могу и запамятовать какую детальку.

Надежда суетливо запихнула стопочку исписанных листов в анилиново-желтую прозрачную папку, схватила похожую на торбу матерчатую сумку и устремилась за стариком. Тот уже открыл металлическую дверь и гремел ключами снаружи, выбирая нужный.

В низеньком жилище Михалыча было не понятно, что считать мебелью: диван, буфет, стол с четырьмя стульями, секретер, огромное потертое кресло или множество аккуратных, перевязанных веревкой стопок газет, снабженных ярлыками с надписями. Уж места последние занимали ничуть не меньше. А кое-где на верхних стопках даже лежали вышитые гладью и крестом салфетки и дорожки, которые теперь днем с огнем не сыщешь. Посему, считай, скоро они опять войдут в моду.

– Я пойду чайку поставлю, – сказал Михалыч, пропуская девушку вперед. – А то ты небось замерзла в архиве.

– Есть немного. Спасибо, – кивнула Надежда, с интересом оглядываясь по сторонам.

Судя по фотографиям на стенах и на буфете, Виктор Михайлович Ухоботов не всегда жил один, и этот факт ее порадовал. Существование беспризорных детей, одиноких стариков и бездомных животных очень огорчало Надежду, но не в ее возможностях было решить эту проблему. Посильная же помощь девушки, ну, там покормить ничейную кошку у подъезда или в универсаме дать денег старушке, которой не хватает на хлеб или молоко, была каплей в море.

– Я вижу, вы тут уютно устроились, – сказала Надежда, когда Михалыч внес в комнату эмалированный чайник, заварочный и под мышкой металлическую коробку из-под печенья, в которой, как оказалось, были аккуратно уложены вафли, пастила и лимонные дольки – всего понемногу.

– Что верно, то верно, – ответил старик и попросил девушку достать из буфета любую чашку, какая ей приглянется.

Надежде приглянулась кружка с видом Царь-пушки. Себе Михалыч налил чай в хрустальный стакан с серебряным подстаканником, который стоял на столе.

– Угощайся, – предложил он, пододвигая девушке металлическую коробку.