Клиническая ложь

Нет сомнений, что Алла ему нравится, он ценит ее ум и проницательность, а также душевные качества, но в постели, судя по всему, предпочитает женщин иного склада.

Удивительное дело: Негойда полностью устраивал ее в качестве любовника, но она не представляла себе жизни бок о бок с ним, как с постоянным партнером или мужем. В конце концов, секс – лишь одна из многочисленных радостей жизни, а отнюдь не вся жизнь! А для успешного сосуществования важнее другие вещи.

– Что еще за вещи?! – возмутилась бы ближайшая подруга и наперсница Аллы, Марина Бондаренко, женщина, успешная во всех смыслах этого слова. – Ты, дорогуша, с жиру бесишься: есть у тебя мужик, который принимает тебя такой, какая ты есть, он хорош собой, не дурак и не бездельник – какого же рожна тебе надо?!

Вот потому-то Алла и не спешила делиться с Мариной своими мыслями. Она в очередной раз убеждалась в том, что чувствам не прикажешь: как ни пытайся взвешивать все «за» и «против», как ни используй логику и здравый смысл, над собственными чувствами ты не властен и ни за что не сумеешь связно объяснить, почему один человек привлекает тебя, а другого ты всего лишь терпишь.

Что влечет мотыльков и бабочек к огню? У насекомых, конечно, мозг крошечный, и вряд ли он способен делать сложные умозаключения, но по большому счету в этом мы мало от них отличаемся, хоть и мним себя гораздо сообразительнее!

Мономах перезвонил, когда она выходила из такси – ну слава богу, не придется самой разыскивать эту Суламифь… как бишь ее?

– Рад, что нашли время, Алла Гурьевна! – сказал Мономах, когда встретил ее на нижнем этаже, где располагались палаты реанимации.

Корочки Следственного комитета сработали, как им и полагалось, – строгая дама в очках, выписывающая временные пропуска, даже приподнялась из-за своего столика с выражением глубокого почтения на бесцветном лице.

– Я же обещала, верно? – улыбнулась она.

Мономах выглядел свеженьким, как молодой огурец, – почему-то ей пришло в голову именно это сравнение.

Интересно, что изменилось с их последней встречи, когда она заметила круги под глазами и морщинки, которых раньше не было? Создавалось впечатление, что его что-то тяготило, а теперь отпустило, но она не решилась задавать вопросы, хоть и сгорала от любопытства.

Они подошли к постовой медсестре.

Алла держалась чуть позади. Как ни боролась с собой, она всякий раз испытывала чувство неловкости, оказываясь в больнице. Возможно, это ощущение возникало из-за подсознательного страха за собственное здоровье, в глубине души свойственного каждому человеку, не являющемуся медиком. Хотя, вполне вероятно, и оттого, что в больницах Аллу посещала мысль, что в них царит какой-то особый дух, понять который человеку непосвященному в проблемы медицины не дано: похожее ощущение она переживала в церкви. Она напоминала себе, что врачи – такие же люди, как и все остальные, у них те же проблемы и тревоги, но все равно не могла отделаться от странного чувства, что, переступая порог медицинского учреждения, оказывается в чуждом мире, отделенном от остальной жизни непреодолимой стеной, и в этом мире царят свои порядки и отношения, не подчиняющиеся законам общества и природы. Поэтому она и в этот раз решила предоставить действовать «аборигену»: Мономах тут как рыба в воде, поэтому справится с наведением справок гораздо лучше нее!

– Хорошая новость! – объявил он Алле, перекинувшись парой слов с девушкой в белом халате. – Паренька перевели в общую палату.

– Действительно, отличная новость! – кивнула Алла. – Так куда нам теперь?

– В нейрохирургию. По хорошему, его бы надо было класть к нам или в травматологию, но у нас все забито, а заведующий «травмой» Тактаров… короче, это не имеет значения: благо, что нашлось место там, где Кац за ним приглядит!

Войдя в палату, Мономах орлиным взором окинул пять коек, две из которых пустовали, высматривая нужного пациента. Тот оказался на самой дальней, у окна.

Парень представлял собой плачевное зрелище: на обеих ногах и плече – полимерный гипс, на голове – повязка, под глазами – огромные синяки, уже приобретшие желтовато-зеленый цвет, отчего само лицо выглядело болезненным.

Пациент поднял глаза, и Алла едва не подпрыгнула, как будто наступила на гвоздь.

– Пегов? – чуть ли не вскрикнула она. – Леонид Пегов, верно?!

Узнать парня с фотографии из альбома, просмотренного в детском доме, было нелегко, но у Аллы была профессиональная память на внешность: она не могла ошибаться! И испуганное выражение, появившееся на распухшем лице паренька, давало понять, что Алла права и перед ней именно Леня Пегов, близко общавшийся с погибшими Ладогиной и Субботиной!

– Вы что, знакомы? – недоуменно спросил Мономах, переводя взгляд с Аллы на пациента.

– Даже не знаю, что сказать, Владимир Всеволодович, – с трудом преодолев замешательство, медленно ответила она. – Вы, как всегда, полны сюрпризов!

– Но откуда вы знаете… Леонида, да?

– Я понятия не имею, кто она такая! – хрипло проговорил больной.