Клиническая ординаДура

— Тоже мне — крестный отец! — проворчал под нос Саша.

— Именно так. Вы не представляете, какое у него влияние, — Полина Романовна округлила глаза. — Потом поймете, когда соберетесь статью напечатать или диссертацию защищать.

— Да я на этой кафедре сроду защищаться не буду! — вскинулся Саша. — Даже в мыслях ничего подобного не было.

— Он вас везде достанет, — вздохнула Полина Романовна. — Хоть на Камчатке. Поверьте, я знаю, что говорю. У нас одно время работал доктор, который принципиально не вставал, когда Манасеин входил в ординаторскую. Ему объясняли, что нельзя так себя вести, а он не слушал. И что же вы думаете? Его быстро выжили, а после он нигде на нормальную работу устроиться не мог. Даже в поликлинику кардиологом не брали, пришлось в участковые врачи идти. Это с высшей-то категорией, представляете?

Две другие докторши, Кристина Александровна и Наталья Ивановна, тоже устроили Саше воспитательное мероприятие, но объявленного ему бойкота при этом не нарушили. Они завели при Саше разговор о том, как им самим приходилось выкладываться в ординатуре и какие нынче пошли избалованные ординаторы. Ядовитого ехидства в их беседе было на двадцать баллов по десятибальной шкале. Уйти из ординаторской Саша не мог, потому что ему надо было оформить выписной эпикриз, а для этого был нужен компьютер. Вмешаться в чужой разговор он тоже не мог. Это было бы глупо, ведь его имя не называлось, да и бессмысленно — увидев, что их слова задели Сашу за живое, тетки продолжили бы свое занятие с еще бо̀льшим энтузиазмом.

Заведующий отделением тоже старался не замечать Сашу, а когда вынужден был замечать (например — во время совместного еженедельного обхода или же при осмотре нового пациента), разговаривал раздраженно-приказным тоном. Пациентам становилось ясно, что доктор Пряников у начальства на плохом счету и что все решения принимает заведующий отделением. Поэтому по любому мало-мальски серьезному вопросу они обращались напрямую к нему, через Сашину голову. Пустяк, конечно, но унизительно.

Страшила и Карманова теперь называли Сашу только по фамилии. И если Карманова произносила ее с нейтрально-отстраненным выражением лица, то Страшила всякий раз гадливо морщилась. Во время обходов Карманова «искала шерсть в курином яйце», как сказал бы Сашин отец, то есть придиралась буквально к каждому Сашиному слову. Все его предложения отвергались, причем — с комментариями.

— Нет, кардиоваскулон мы назначать не будем, потому что пациенту семьдесят два года, а кардиоваскулон может нарушать работу почек. Правильным решением будет назначение тетрамонофина, который не имеет такого набора побочных действий. Не надо, Пряников, забывать первую заповедь медицины — «не навреди!».

А если бы назначить тетрамонофин предложил бы Саша, то Карманова сказала бы:

— Правильным решением будет назначение кардиоваскулона, который гораздо сильнее тетрамонофина. Ну и что, что пациенту семьдесят два года? Анализ мочи у него в порядке, почечные показатели в норме, ультразвуковое исследование не выявило в почках ничего, кроме возрастных изменений. Лечить Пряников, надо не для галочки, а для положительного результата. Странно, что вы этого не понимаете.

Спорить с ней было бесполезно, потому что весовые категории сильно разнились. Доцент кафедры всегда переспорит ординатора, а если где и не сможет на пальцах объяснить свою правоту, то задавит авторитетом. В рукаве у Кармановой лежала карта, которая била любые Сашины козыри, то есть — доводы.

— Я думаю, что Вячеслав Николаевич со мной бы согласился, — говорила она ледяным тоном.

Кто бы сомневался?! Разумеется, Манасеин согласился бы с ней, а не с Сашей, которому он выразил свое высочайшее неодобрение в самой что ни на есть наглядной форме. Придя на обход в кардиологию, Манасеин побывал во всех палатах, кроме Сашиной. А когда Сашины пациенты спросили у постовой медсестры почему «академик» их не осмотрел, стерва-сестра ответила, что все дело в докторе Пряникове, которого Манасеин не любит, и не любит заслуженно. Пациенты сразу же начали просить заведующего отделением дать им другого врача.

— Странное дело! — «удивился» заведующий, столкнувшись с Сашей в коридоре. — У вас, Пряников, никто лечиться не хочет! Не знаю, что и делать. Отдать вашу палату Наталье Ивановне? А вы чем займетесь? Баклуши бить станете?

Слова заведующего слышало все отделение. Авторитет доктора Пряникова опустился ниже плинтуса. Палату ему заведующий, разумеется, оставил, но отношения с пациентами испортились капитально. Во время каждого обхода Саше приходилось прилагать поистине титанические усилия для того, чтобы избежать конфликтов.

«Все пройдет, все образуется, — твердил про себя Саша. — Все пройдет, все пройдет, все пройдет…»

«И жизнь тоже пройдет», встревал внутренний голос.