Временами накатывала такая яростная ярость, которой Саша никогда еще не испытывал. Ему хотелось устроить что-нибудь этакое, какую-нибудь грандиозную суперпакость. Хотелось подложить всем обидчикам огромную свинью, хотелось отомстить так, как мстили фашистам партизаны. Саша сам себе удивлялся — ну откуда что взялось? Но взялось и никуда не уходило. А при виде лоснящейся от самодовольства физиономии заведующего кардиологией руки начинали чесаться в прямом смысле этого слова. И это при том, что Саша никогда не был драчуном. Он дрался всего три или четыре раза в жизни, в школьные годы, причем всегда защищался, а не нападал. А тут перед глазами вставала отчаянно соблазнительная картина — мощный удар в челюсть швыряет Цаплина к стене, по которой он медленно сползает вниз, закатив глаза. На белоснежный халат изо рта стекает кровь, а на полу лежит несколько зубных обломков… Соблазн был велик, но все же не стоил нескольких лет свободы, поэтому Саша себя сдерживал. Сдерживаться получалось кое-как, буквально из последних сил.
На Сашину докладную записку, которую милостиво соизволил принять Манасеин, в течение двух недель не было никакой реакции. Саша уже и не ждал ответа, как вдруг его вызвал к себе директор мединститута РУДС Аронов. Вызов передала Саше доцент Карманова. В глазах ее при этом было столько торжества, что становилось понятно — ничего хорошего от высочайшей аудиенции ждать не стоит.
Здание медицинского института находилось на территории университетского комплекса, который, в свою очередь, располагался напротив общежитий. До аудиенции, назначенной на семнадцать тридцать, Саша успел заскочить к себе «домой», чтобы принять душ и переодеться. Ему хотелось выглядеть «на все сто», то есть — свежим, бодро-энергичным и солидным, поэтому вместо привычных джинсов и футболки он надел костюм и повязал галстук (то был единственный парадный комплект, привезенный из дома в Москву).
В приемную директора Саша явился ровно в семнадцать двадцать девять. Пухлощекая секретарша неодобрительно посмотрела на него.
— Борис Алексеевич вас ждет! — строго сказала она.
— Мне назначено на половину шестого, — Саша демонстративно посмотрел на настенные часы, большая стрелка которых в этот момент перепрыгнула на цифру VI.
— Назначено, так проходите, не стойте столбом!
Сказав это, секретарша и уткнулась взглядом в экран монитора.
«Однако, вежливость здесь не в чести», констатировал Саша и приготовился к такой же встрече в начальственном кабинете. Известно же, что все секретарши относятся к людям точно так же, как и их начальники.
Приготовился — и ошибся. Правда от изысканной вежливости директора ощутимо веяло холодом, но лучше уж так, чем «не стойте столбом».
— Сказать, что я удивлен, означает не сказать ничего, — начал директор. — Ординатор первого года критикует одну из лучших кафедр нашего института. Скажу больше — одну из лучших медицинских кафедр страны!
Небольшая пауза была явно была сделана для того, чтобы дать Саше возможность осмыслить услышанное, а не для того, чтобы собраться с мыслями. Говорил директор гладко, словно читал по бумажке заранее заготовленную речь. Его бархатисто-сочный баритон замечательно гармонировал с седой шевелюрой, высоким лбом, тонкими чертами лица и чеканным подбородком. «Благородный герой, — констатировал Саша, — глядя в глаза директору. — Пошел бы в артисты, в сериалах был бы нарасхват».
— Вам не кажется, Александр Михайлович, что ваша критика поспешна и… хм… необоснованна? Я бы еще мог понять, если бы вы сделали свои замечания на втором году ординатуры. Но прийти — и сразу начинать критиковать? Это, простите меня за резкость, не критика, а критиканство. Вы напоминаете мне мою внучку. Ей что-то предложишь попробовать, а она, не попробовав, заявляет, что это невкусно. Но то, что простительно трехлетнему ребенку, вряд ли будет таковым для взрослого человека, врача, проходящего обучение по специальности. Вы со мной согласны?
— Я попробовал, прежде чем критиковать, Борис Алексеевич, — ответил Саша. — У меня были очень большие надежды. Я ведь не просто ординатуру собирался пройти. Я хотел пройти ее именно у вас. Мне не нравилось, как поставлено дело у нас в Туле, но оказалось, что и здесь все то же самое…
— Да! — подхватил Борис Алексеевич. — Вы совершенно правы! То же самое! А как может быть иначе, если обучение всюду проводится по одной и той же программе, утвержденной министерством? Где-то уровень обучения чуть выше, где-то — ниже, но в целом все едино. Странно, что вы этого не понимаете.
— Я понимаю, — мягко сказал Саша, несмотря на то, что он ничего не понимал и его никто не понимал. — Я о другом говорил. О том, что учить надо иначе. Как врачей, а не как студентов третьего курса. Я все подробно написал в докладной записке, которую…