Клинические разборы в психиатрической практике

Теперь что касается отсутствия личностного шизофренического дефекта. Это же вялотекущий, малопрогредиентный процесс, сравнительно позднее начало и преимущественное звучание процесса в диэнцефальной области. Мы видим как раз такого рода расстройства личности, как это бывает при вялотекущем ипохондрическом процессе, изменения личности тут достаточно отчетливы, но они мягкие, как при вялом процессе. Он монотонен, гипомимичен, беспомощно-разлажен. Мы видим эту «заморозку», как говорят сами пациенты. То есть взаимное растворение друг в друге душевной напряженности и вялости, что бывает только здесь, как проявление схизиса, потому что без расщепленности это несовместимо — душевная напряженность и душевная вялость. А здесь в «заморозке» это ясно видится.

К природе этого заболевания. Консторум, Окунева, Барзак пишут в своих классических работах о том, что здесь страдает шизофренически прежде всего и диэнцефальная область. Страдает шизофренически в том смысле, что шизофренический процесс «трясет» эту область без всяких органических, в нашем понимании, анатомических поражений мозга. Там «седалище высших вегетативных командиров». При, скажем образно, «сотрясении шизофреническом» диэнцефальной области возникают эти тягостные сенестопатические, даже альгосенестопатические расстройства, вегетативные дисфункции, хотя они у него тут как будто бы мало заметны, а впрочем, всякие приливы тепла — это могут быть вегетативные дисфункции. Эти состояния называли в 30-е годы «шизофреническим диэнцефалезом». Подчеркивали, что это не воспалительный процесс, не органический, а вот такой шизофренический диэнцефалез, такое функциональнейшее, в широком смысле, таинственно-шизофреническое страдание диэнцефальной области.

Больной замечательно рассказывает о своих сенестопатических расстройствах, об этих «узлах». Пациенты нередко даже рисуют в таких случаях свое тело на листе бумаги, рисуют свои «сенестопатические узлы», как они связаны друг с другом. Он об этом характерно рассказывает. В случае органических болевых расстройств все достаточно типично, стереотипно, а здесь у него все по-разному: то отсюда начинается, то оттуда, то идет под лопатку, по временам где-то перекрещивается на позвоночнике, как будто бы какие-то каналы, как будто бы закупориваются, но все это «как будто бы», без бредовой интерпретации. Консторум, Окунева, Барзак говорят по этому поводу, что такие расстройства вряд ли могут быть названы в полном смысле ипохондрическими, в том смысле, что это не так уж кажется. Все-таки какая-то телесная основа есть, но нет бредовой интерпретации, и болевые, тягостные ощущения связаны с функциональными, в широком смысле, расстройствами без анатомии в принятом смысле, без «органики» в принятом смысле. Это действительно тягостно, как он об этом рассказывает, и мы ему, конечно же, сочувствуем. Все эти узлы, как они у него там завязываются: то под лопатку, то он не может продохнуть. Продохнул и обрадовался: «Боже мой, какое это счастье!» — это все так характерно для этого заболевания.

Итак, лекарства здесь не выход из положения. Они обычно лишь приглушают острые неврозоподобные расстройства, а в некоторых случаях малые и средние дозы нейролептиков могут даже разбередить здесь неврозоподобные психопатологические проявления, вызвать острые страхи, навязчивости. Я в молодости в этом не раз убеждался, надеясь на лекарства. Что все-таки из лекарств как-то помогает? По обстоятельствам, в неострых случаях смягчают страдания транквилизаторы. В острых неврозоподобных — такие производные фенотиазина, как этаперазин, френолон.