Клинические разборы в психиатрической практике

Ведущий. — Здравствуйте, садитесь, пожалуйста. Это все врачи, и все собрались для того, чтобы обсудить Ваши проблемы. Скажите, почему Вы приняли решение лечь в клинику? — Я принял решение потому, что в жизни возникали некоторые обстоятельства, которые мешали дальнейшему такому адекватному существованию. — Что же мешало адекватному существованию? — Ну, пристрастие к некоторым веществам. — А как это мешало, в чем именно, денег много уходило или как-то по-другому? — Ну, это тоже, конечно, денег много уходило, но в основном отсутствие контактов. — Из-за того, что люди не разделяют Ваших позиций и не желают вводить себе наркотики? — Да, именно это. — То есть контакты прерываются из-за того, что Вы не можете найти людей, которые употребляют наркотики? — Нет, Вы сказали не так, контакты прерываются потому, что я не способен адекватно реагировать на обычные человеческие отношения. — Когда находитесь под действием наркотиков? — Когда нахожусь под действием наркотиков. — Но ведь были периоды, когда Вы прекращали прием наркотиков на какое-то время. Тогда Ваша реакция на окружающее становилась обычной, нормальной? — Тогда контакты с людьми упрощались, но вот в конечном итоге это привело опять к употреблению этих веществ. — Что же в основном приводило к необходимости постоянного употребления веществ, изменяющих Ваше состояние? — Нельзя назвать, конечно, мукой от жизни, это было бы слишком прямолинейно. — Я так понимаю, что основной мотив — это попытка изменить свое состояние, которое Вам не нравилось? — Да. — А чем не нравилось? — Состояние не нравилось какой-то обычностью, обычность очень давила на психику. — Обычность мира или обычность Вашего восприятия этого мира? — Обычность восприятия, и обычность, и заданность, и как бы ритмичность всего происходящего. — Хотелось внести некое разнообразие? — Да. — А когда начала тяготить обычность мира? Когда это случилось, давно? — Ну, вообще я вел довольно замкнутую жизнь, в школе еще. — Нет, я не про то, какой Вы вели образ жизни, а про восприятие мира как однообразного, неинтересного, когда это произошло? — Я думаю, что это произошло после увлечения какими-то психоактивными веществами. — А до этого? — До этого, мне кажется, что этого не было. — А почему Вы тогда приобщились к употреблению психоактивных веществ? — Это было актуально. — Для кого? Для Вас? — Да, в МГУ. — Что значит «актуально»? Вы повторяли то, что делают другие, в этом актуальность? — Ну, в общем-то, да. — Актуальность в том, чтобы повторять то, что делают другие? — Ну, какое-то такое, да, стадное чувство. — И очень быстро возникло ощущение, что это как раз то, что Вам нужно? — Нет, совсем нет. — Нет? Тогда что же двигало необходимостью принимать? Ведь если это произошло не сразу, тогда что-то другое? — Были перерывы и, скажем, некоторые вещества настолько меняли представление об окружающем мире, что это просто нельзя было забыть. — Это было приятно? — Это было, с одной стороны, ужасно, но в этом ужасе был заложен и какой-то положительный момент. — Какие препараты больше всего меняли Ваше состояние и вызывали ужас и одновременно восторг? — Ну, это единственный препарат — это ЛСД. — Но ведь до этого был гашиш? — Да, но он был раза три, он мне не понравился. — Чем? — Знаете, у меня было впечатление, то есть я замыкался, я становился неконтактоспособным абсолютно. — Гашиш не вызвал повышения аппетита? — Он вызывал такие ощущения, но чисто физиологически. — А смех вызывал? — Смех вызывал, да. — Если он вызывал смех, значит, он вызывал и приподнятое настроение? — Иногда. — Почему же он был неприятен, если он вызывал приподнятое настроение? — В нем было неприятно в основном то, что он, как правило, не вызывал смех, а смех был очень редок, когда я находился в каком-то спокойном и уравновешенном состоянии, а в основном он вызывал ужас и чувство, что ты как бы повзрослел на несколько лет. — Что вызывало ощущение повзросления? — Содержание мыслей и взгляд на окружающее. — Можно сказать так, что Вы под влиянием гашиша казались себе более умным, чем окружающие? — Да, но мне это было ужасно, я не мог с этим смириться. — А приходили в голову какие-то особо значимые мысли во время курения гашиша? — Приходили параноидальные мысли какие-то, то есть убежать от себя. — Нет, я говорю о другом, мысли о том, что Вы человек, который способнее окружающих и поэтому Вы старше, или это не так было? — Нет, это было немножко не так. Я казался себе старше, но как бы не в интеллектуальном развитии, а в каком-то другом, но я не могу этого объяснить. — Но не физически старше? — Не физически старше, но меня тяготили разговоры, тяготил этот юмор, обстановка, мне хотелось избавиться от этого. — Они казались банальными? — Они казались более чем банальными. — Это во время интоксикации гашишной, а на следующий день какое состояние? — На следующий день состояние довольно опустошенное, но это не влекло, как правило, повторного употребления травы. — Что значит опустошенное? Это ничего не хочется делать? — Нет, это недостаток в эмоциональной системе от мира. — То есть мир блеклый на следующий день? — Блеклый и серый. — Потом Вы использовали и другие вещества, помимо гашиша. Кокаин, например? — Ну, кокаин. Да, был период кокаина. — Как вводили себе кокаин обычно? — Обычно нюхал. — А в вену? — Тоже было. — Ну и какое же ощущение в целом от приема кокаина, чем он приятен? — Он приятен тем, что, как мне кажется, уничтожает в человеке какие-то страхи, человек приобретает такой бойцовский вид, ему кажется, что все в мире решаемо, и он сам может управлять какими-то процессами. — Когда Вы кокаин нюхали, было ощущение, что Вы становитесь добрым? — Да, было ощущение, что я становлюсь добрым. — Хотелось делать другим добро? — Да. — Это постоянно? — Это был постоянный рефрен такой, но когда однажды случилась передозировка, то совершенно другое, все со знаком минус, и я выбросил кокаин на улицу. — А еще чем был приятен кокаин? Вы двигались после того, как принимали кокаин? — Да. — Вы говорили? — Да, конечно, разговорчивость, какие-то темы обсуждали. — Было такое, что Вы могли часами слушать, что Вам говорят, или часами говорить, и кто-то слушал? — Ну естественно. — Почему естественно? — Потому что это описывается во всей литературе. — Поэтому естественно? Но у Вас же могло быть по-другому. — Нет, это было именно так. — Сколько часов длилось это состояние под кокаином? — Часа два интенсивного и остальное время просто такое спокойствие. — А потом, на следующий день и в последующие дни, если нет кокаина? В первые 2 суток? — Было такое время, что у меня кокаин был. — А когда-нибудь было, что Вы кончили принимать кокаин и пару дней его не было? — Да, конечно. — И какое состояние? — Состояние опущенности. — Ничего не хочется? — Да. — А тоска при этом возникала когда-нибудь? — Тоска? Да нет, тоски не вызывало особенно. — Просто ничего не хочется? — Не хочется общаться с людьми. — А мир как воспринимается после того, как Вы перенесли кокаиновую интоксикацию? Он такой же яркий или он блеклый, серый, неинтересный? — Ну, кокаин не очень дает визуальные образы, поэтому мир просто переставал быть таким говорливым, и ты переставал принимать в нем участие, вот такое очень активное. — После кокаина были еще какие-то стимуляторы? — Стимуляторы были, фенамин в клубах. — И еще что? — Все. — Похожа фенаминовая интоксикация на кокаиновую, или все же есть отличия? — Есть отличие громадное. — А в чем? — В том, что, как бы я не знаю, что конкретно, но кокаин задевает какие-то мозговые области, то есть какие-то интеллектуальные силы пробуждает в человеке, а фенамин — это чистая физиология. — И больше ничего? — И больше ничего. — Но в конечном итоге Вы перешли к употреблению кетамина. — Да, был большой период, я от всего отказался, потому что роман с кокаином длился недолго. — Ну, а кетамин зачем понадобился? Чем была плоха жизнь без всех наркотиков? — Ничем. — Тогда зачем кетамин? — Она настолько хороша, что я хотел сделать ее еще лучше. — Когда очень хорошо, так для чего еще? Или были периоды какого-то подъема, когда хотелось еще чего-то? — Да. — А Вам вообще свойственны периоды подъемов, спадов настроения или нет? — Вообще-то свойственны, я думаю. — В какое время года бывают подъемы и спады? — Зимой. — Что же зимой преобладает? — Зимой больше амплитуда этих состояний. — То спад, то подъем? — Да, то спад, то подъем. — А весной и осенью как? — А весной и осенью мысли так или иначе немножко упорядочиваются и состояние тоже. — А сколько может длиться период подъема? — Подъем в зависимости от конкретного случая. Скажем, удача на работе, удача со статьей. Это может быть эйфория, которая длится дня четыре, а провал, скажем, с девушкой или чем-то еще, тоже вызывает какое-то потерянное состояние, разрушенное. — На сколько? — На 3–4 дня. — А беспричинно бывали такие подъемы или провалы? — Я не думаю, что бывают. По-моему, у меня не бывали без причины. — Допустим, начинается подъем. И в этот момент Вы начинаете принимать кетамин? — Да. — Чем он приятен, что он делает с Вами? — Он был приятен, но в последнее время перестал. — А когда был приятен, то чем? — Когда был приятен, то был приятен своими иллюзиями, когда, закрыв глаза… можно было почувствовать какие-то сверхсвязи в обществе, то есть межмозговые линии просто были ощутимы на ощупь. — Что такое связи в обществе? Это Ваши связи с кем-то? — Нет, не мои связи, связи других людей. — То есть можно было зримо прощупать взаимосвязь людей? — Взаимосвязь людей — когда смотришь, например, в глаза другому человеку, и явственно ощущаешь какую-то линию, которая идет прямо из мозга в мозг, и вот какие-то пространственно лабиринтные связи были вначале. — Они приятны? — Это было не то чтобы очень приятно, но это было очень сильно, и хотелось все это зафиксировать. — Значит, это было приятно, а еще что давал кетамин? Когда-нибудь возникали галлюцинации? — Возникали. — Какие? — Вот, мягкость такая. Мягкость предметов. — Это не галлюцинации. Галлюцинации — это когда появляется предмет, которого нет. — В таком случае, наверное, нет… Нет, бывали, когда с закрытыми глазами. Например, какой-то лифт, я на нем еду, и все шатается. — А еще когда-нибудь возникали галлюцинации, какие-то другие, во время употребления этих наркотиков, или вне употребления, или после употребления? — Иногда от усталости возникают галлюцинации. — Это что такое, галлюцинации от усталости, как они выглядят? — Они выглядят так, что неживые предметы могут двигаться. — А еще? Появление каких-то предметов бывает или нет? — Появление, нет, без всяких предметов. — Вы рассказывали доктору о каких-то очень своеобразных галлюцинациях, когда Вы внутри себя что-то видели. Что такое видеть внутри себя? — Это когда с закрытыми глазами, то ты видишь внутри себя какие-то построения, какую-то логическую связь. — Видеть логическую связь нельзя, ее можно графически увидеть. — Вот графически… — Прямо как нарисовано на экране, только при закрытых глазах? — Да, но все это сопровождалось ясным ощущением, что все это так и есть, что это на самом деле, что это не просто какие-то линии, прочерченные по линейке, а имеющие определенный смысл, причем ты как бы и есть этот смысл, ты этот смысл очень хорошо ощущаешь. — А почему Вы сами не могли прекратить употребление кетамина, что мешало? Тем более что в последнее время Вы уже перестали ощущать то приятное, что вначале привлекало? — Отсутствие воли, наверное. — Все время хотелось кетамина? — Нет, не хотелось, даже иногда ты шел на встречу с дельцом и возникали мысли, что если его не будет, то и слава Богу. — А зачем шли? — Не знаю. Какой-то ритуал или еще что-то… — Только в порядке ритуала, или была тяга и желание ввести? — Наверное, была и тяга. — Как наверное? Это же с Вами было? — Тяга была настолько минимальна, что можно сомневаться в том, была ли она. Я скорее подозреваю, что это были ритуальные поступки. — Ваша жизнь еще и до наркотиков складывалась несколько необычно? Был период в Вашей жизни, когда Вы предъявляли очень большие претензии к своему внешнему виду. — Были такие претензии. — Почему? С чем это было связано? — Это было связано с обычной неудовлетворенностью своей внешностью, особенно в период подросткового состояния. — А как Вы оценивали свою внешность, по тому, как на нее реагировали окружающие, или просто смотрели в зеркало? — Смотрел в зеркало. — А окружающие как реагировали на вашу внешность? — Окружающие мне говорили, что на 1-м курсе я был значительно лучше, чем на 3-м. — Но ведь это началось еще в 15 лет, еще до 1-го курса? — Тогда ничего не говорили. Со стороны окружающих никогда не было издевок в отношении внешности, никаких претензий. — А Вы сами себе их предъявляли? Это касалось только лица? — Да, это касалось сначала лица, но иногда и фигуры, плеч. — Потом прошло? — Потом прошло. — А как Вы сами считаете, в чем Вы отличаетесь от своих сверстников? В школе чем отличались? — Не знаю, отличался ли я, потому что я не знаю жизнь других людей. Другие люди, может быть, были настолько интересны, что дома творили нечто такое, о чем никогда не рассказывали другим. — Но все-таки какие-то отличия Вы замечали в себе и других, или Вы считаете, что их не было? — Я увлекался радиостанциями, я издавал всякие газеты для себя. — А в манере общаться? — В манере общаться все было сведено к такому аскетизму. Я общался со сверстниками не больше, чем того требовал такт или какие-то условия. — Почему? Не хотелось, или Вы боялись общаться? — Нет, не то чтобы не хотелось, но я не видел в этом какого-то смысла. — Общаться в подростковом возрасте — это не смысл. Это естественное желание. — Это естественно, но если мы говорим про школу, то у меня был друг, с которым я компенсировал все это. — Это был один человек? — Да, один человек. — А отношения с другими были чисто формальными? — Да, чисто формальными. — Это было всегда? И в младших классах школы? — Нет, в младших, наверное, этого еще не было, я еще не осознал свою личность, поэтому, наверное, в младших классах я контактировал больше. — А когда Вы попали в институт, какие были контакты с окружающими? — Тогда контакты резко увеличились. — А как сегодня, когда Вы находитесь здесь? Как Вы себя чувствуете? Есть ли у Вас какие-то претензии к своему состоянию? — Небольшие есть. Оборвали ритуал. Я сам оборвал ритуал и хочется взамен него получить какой-то новый ритуал, который бы все компенсировал. Сейчас я это делаю. Я готовлю работу в журнал: статью, материалы о тирании. — А что значит замена того ритуала, который был, другим ритуалом? Замена употребления наркотиков чем-то другим? — Да, ну, например, статьей. — У Вас же есть работа. А какие еще претензии к себе? — Все, больше никаких. — Как Вы спите? — Я сплю иногда со снотворными. — Без снотворных трудно? — Без снотворного я всегда спал очень плохо, но сейчас, после больницы, я вошел в такой режим, что не могу позже часа… Позже часа никогда не засыпал, все время раньше. — Как аппетит сейчас? — Аппетит хороший. — Вы здесь читаете? — Да, читаю. — Как быстро Вы читаете? Так же, как раньше? — Быстрее, чем раньше. — И у Вас никаких проблем с усвоением материала? — Нет, материал усваивается даже получше, чем раньше. — А почему Вы так старательно изучали всякую литературу, касающуюся наркотиков и их воздействия? Это из познавательных соображений, или были какие-то другие? — Это из познавательных и из тех соображений, что я, находясь, скажем, под ЛСД, испытываю какие-нибудь адские символические ощущения мироздания, когда, скажем, в плоти можно представить себе первородный грех или какие-то пространства, пустоты, когда ты знаешь, что такое смерть, как тебе кажется. Я вот искал ответа и подтверждения в Грофе. — Это просто попытка понять, что с Вами происходит во время интоксикации ЛСД? — Да, наверное. Не понять, а даже вот свериться, как с другом. — А психиатрию Вы изучали? — От случая к случаю попадались какие-то книги. — Вы читали их? Вам было интересно? — Я их читал, но они были написаны языком не всегда доступным. — И все-таки себе диагноз пытались ставить? — Нет, никогда. — Что находили в этих книжках? То, что имеет отношение к Вам? — Мне сложно. Психиатрические книжки — это научная литература! — Какая угодно, та, которую Вы читали. — Какой диагноз я к себе относил? — Да, если относили, а может быть, и нет? — Нет, скорее, нет. — Какие-то симптомы болезненные у себя находили, описанные в этих книжках? — Вы знаете, я все время с таким чувством относился, что не нужно искать в книгах симптомы своих заболеваний, потому что обязательно найдешь. — Поэтому Вы этого не делали? — Поэтому я этого и не делал. — И последнее. Как сейчас перспектива? Через какое-то время Вы выписываетесь, и что дальше? — Через какое-то время я выписываюсь и начинается функционирование. — Как оно будет проходить, это функционирование? Вы будете заниматься тем, что Вам интересно, что Вы умеете? А контакты с врачами, Вы об этом думали? — Да, я хотел бы поддерживать контакт с иглоукалыванием. — Почему именно с иглоукалыванием? — Например, потому, что это как бы действовало сильно. — А как контакты с теми, кто употребляет наркотики? — Я думаю, что так или иначе я столкнусь с этими людьми, но будет какая-то защитная реакция, я надеюсь. — Вы рассказывали доктору, что иногда под влиянием употребления какого-то из наркотиков возникали мысли, что к Вам не очень хорошо относятся окружающие? — Да. — Каким наркотиком это вызывалось? — Это марихуана. — И что значит «не хорошо относятся»? Что хотят? — Мне казалось, что тут же, уже после третьей затяжки передо мною и другими людьми образовывался какой-то барьер, и мне казалось, что они говорили обо мне. Но на самом деле это только казалось, так не было. — Они говорили о Вас хорошее или плохое? — Они говорили, мне казалось, плохое. — Возникала мысль, что могут вред какой-то причинить? — Нет, просто плохое отношение. — А вообще, в обычном состоянии Вы не очень склонны придавать большое значение тому, что о Вас говорят, думают? — Нет, склонен. — И часто говорят о вас плохое? — Нет, не часто. — Но говорят иногда? — Я думаю, что есть категория людей, которые любят позлословить. — Но не более того? — Да.