Клиника Сперанского

Дома Новиков раскрыл кейс и увидел в нем пакет с париком, инструкцию по его применению, а также три пачки стодолларовых купюр, видать на подкуп должностных лиц несуществующей Армии, но может и гонорар за хорошую работу, тоненькую майку-кольчугу, миниатюрный пистолет, выпрыгивающий из рукава, как у Джеймса Бонда, крохотную телекамеру с батареей питания, которую нужно было таскать в кармане (разумеется, такую каракатицу в парик не засунешь) и запасной радиопередатчик, надеваемый на тело.

С париком голова Новикова вытянулась вверх, но не шибко, в глаза не бросалось, цвет от родных волос практически не отличался, будем надеяться, что Жабьев не заметит. Бородка с усами были самое то, наверное потому, что изготовители ничего лишнего сюда не вмонтировали.

Инструкция содержала правила для дебилов по использованию спецпарика, оборудованного экранирующей сеточкой, и радиоустройством, работающим в автономном режиме. Всё это было хорошо знакомо, а вот майка-кольчуга порадовала. Это была новейшая разработка с использованием облегченных сверхтвердых материалов и аналогов не имела. Весила она не больше килограмма, можете сравнить с тяжеленным, делающим из человека пингвина, бронежилетом. Манжета с пистолетом надевалась на руку, стоило растопырить пальцы, как пистолет сам выскакивал в ладонь. Очень удобно, когда кто-то целится тебе в лоб. В принципе, всё могло пригодится, спасибо Уханову за теплую заботу, теперь бы самому не оплошать.

Ночью он спал неспокойно, всё в голову лезла какая-то лобуда, но утром принял холодный душ, основательно позавтракал и пришел в норму. На кладбище приехал на Ниссане и первым делом поговорил с нищими, которые, похоже, начали свыкаться с мыслью, что новичок и в самом деле теперь будет держать шишку, а потому вели себя без куража, после чего, переодевшись, встал на место Тараса у входа, и вдруг увидел на противоположном тротуаре Саню Гуцало. Тот, скукожившись в куцем черном пальтишке, разглядывал у одной из бабок искусственные цветы, а сам нет-нет да зыркнет в сторону Новикова. Но вот понял, что тот увидел, отвернулся равнодушно и побрел прочь по Большой Декабрьской улице. Далеко не ушел, остановился у ближайшего киоска. Его напарника Новиков пока не обнаружил, хотя нет, вот он, в полусотне метров. Молодой спортивный парнишка, которого, кажется, зовут Егор, с ним Новиков был знаком шапочно. Молодцы ребята, уже начали пасти, памятуя о том, что люди Жабьева надзирают за кладбищем и, естественно, за Новиковым.

Минут через пятнадцать они исчезли, и это тоже было правильно — нечего светиться, коли здесь всё в порядке.

В час Новиков пообедал у тети Фроси, которая кормить кормила, но посматривала на него, каждый день меняющего прическу и усы, с недоверием, потом распрощался с нищей братией и, оставив Ниссану во дворе напротив Центра Моды, поехал на метро к молодому да раннему Жабьеву. Машиной бы наверняка запутался, а на метро до проспекта Вернадского добираться каких-то тридцать минут и без головной боли.

Дом, указанный в Жабьевской визитке, располагался в глубине двора, на двери имелся стандартный домофон, но было еще рано, и Новиков прошелся туда-сюда, будто прогуливаясь от нечего делать, сам же в это время высматривал Гуцало с Егором. Да вот же они, в сереньком Пежо, который стоит себе в сторонке, но из которого просматривается входная дверь.

Всё, пора. Из замызганной коробочки домофона донеслось скрипучее «Говорите», Новиков назвался, и дверь открылась. Он вошел, обронив рядом с косяком камушек, который не дал двери закрыться, и пока поднимался на лифте на четвертый этаж, Гуцало с напарником проникли в подъезд.

В маленькой уютной квартирке помимо скрипучего пожилого хозяина находился полпред Жабьев, расплывшийся при виде Новикова. Прямо душка, миляга, помог снять куртку, проводил в комнату, усадил в кресло, вслед за чем спросил:

— Ну что, подождем?

— Кого? — насторожился Новиков.

— Да ваших друзей, — присаживаясь на край стула, ответил Жабьев. — Которые минуть двадцать парились в сером Пежо, а теперь подслушивают у дверей.

— Не понимаю — пробормотал Новиков, чувствуя себя неуютно. — Каких друзей? Я один.

— Да нет же, — участливо возразил Жабьев. — Они к вам еще приезжали на кладбище, только одеты были по-другому. Вы их видели, Андрей Петрович, видели.

Жабьев в шутку погрозил ему пальцем.

— Мало ли кого я видел, — вяло возразил Новиков. — Приехал-то я один.

В дверь пнули ногой, хозяин, ворча, пошел открывать, и вскоре в комнату, подталкиваемые сзади тощеньким озлобленным Шубенкиным, вошли Саня с Егором. Егор имел всего лишь внушительный фингал под глазом, лицо же Гуцало напоминало подготовленную к жарке отбивную, живого места не было.

— Саня, как же так? — жалея, сказал Новиков, помнивший, что Гуцало — хороший боец.

— В поворот не вписался, — прошамкал Гуцало, у которого шатались передние зубы.

— Молчи, гнида, — сказал ему Шубенкин и обратился к Жабьеву: — Вишь чо, коллега, удумали — скрутить меня хотели. Мало каши ели меня скрутить… Ну, давай, что ли, начнем, коллега, чего время-то тянуть?

И крикнул: