Клинки города ярости

Да, ее зовут Амаль! Я люблю ее… Впервые люблю так, что готов пожертвовать собой. Люблю так, что сердце заходится, стоит представить ее в подвале Первой стражи вместо меня. Я получил десятки ударов ради нее, лишился воли за нее, вверил свою жизнь императорским псам вместо нее и ни о чем не жалел. Представься мне сейчас возможность повернуть время вспять, я поступил бы так же.

Мои чувства к ней вспыхнули из маленькой искры, обратились волной пламени, что сожрала мою волю, разум, стремления, гордыню и надежду. Я был готов пожертвовать не только своей ничтожной жизнью, но и всем миром, лишь бы любимая женщина осталась жива и невредима. Она достойна встать во главе Нарама, и, убив воеводу, я расчистил ей путь. Я осыпался пылью у ее ног, из своих костей построил мост, по которому моя любовь пройдет к заслуженной власти и возьмет ее в руки, как мое сердце. А я едва не убил ее, вверив свою волю цесаревичу. Он насмешкою натравил меня на ту, для кого рухнула моя жизнь, для кого пролилась моя кровь. Каждую вспышку боли, каждый удар розог я вытерпел для той, кого никогда не был достоин, и чуть не убил ее.

И вот Амаль здесь. Она осталась рядом, как и обещала. Я помнил эти полные муки и нежности слова даже сквозь пелену боли.

– Амаль, – едва слышно прошептал я и закашлялся.

Она встрепенулась и бросилась ко мне, как к единственному источнику воды в пустыне. Владыка, что с ней стряслось за… сколько же времени мы не виделись? Моя дорогая Амаль исхудала и осунулась, прекрасные глаза покраснели и воспалились, сухие губы испещрили трещины, а волосы… ее прекрасные волосы! Они едва касались плеч и непослушно топорщились. Где же восхитительные длинные кудри, которыми я любовался? Вместо гордой, величественной ведьмы передо мной предстала до смерти уставшая, отчаявшаяся девчонка, в глазах которой, однако, плескалась бешеная надежда.

– Ты помнишь меня? – просипела она дрожащим голосом и несмело коснулась моей ледяной руки горячими пальцами.

– Конечно, помню. Ты – моя любовь. – Голос предательски дрогнул, и по щеке скатилась скупая слеза.

Как много боли пришлось вынести Амаль? Душа отчаянно рвалась навстречу ее душе, но я трусил. Малодушно страшился, что Амаль не простит, что запомнит, как мои тени зверски душили ее.

Она едва слышно всхлипнула и уткнулась носом мне в плечо. Рыдания, больше похожие на вой дикого зверя, душили ее. Амаль в отчаянии гладила мои руки, плечи и грудь, тонкие пальчики ощупывали каждую черточку моего лица, любимые губы то и дело касались висков, щек, носа, подбородка и, в конце концов, губ. Амаль целовала меня так отчаянно, будто забыла, как меня выворачивало наизнанку. Я ощущал соль ее слез и со всей нежностью, на которую был способен, утирал их с бледных, впалых щек.

Стыд и горечь вспарывали мою грудь и рвали жилы, срастались с болью во всем теле, но никогда еще я не ощущал себя более счастливым. Амаль целовала меня! Она тоже рвалась навстречу, трепетала в моих руках и, не переставая, плакала. Шептала о любви, проклинала императора, цесаревича, Первую стражу и саму себя. Моя Гилие…

Амаль клялась, что больше не оставит меня, а я просил, молил обвинить во всем меня, но не сметь ругать себя. Я исступленно обнимал хрупкую фигурку, касался губами каждого покрасневшего пальчика, вдыхал ее запах и тоже плакал, не в силах сдержать себя и свои чувства. Владыка, я до сих пор не верил, что нам повезло вновь встретиться!

– Я думала, ты погиб. Горислав сказал, что ты не выдержал пыток. А я, бестолочь, поверила. Наверное, в глубине души я даже молилась, чтобы Творец избавил тебя от мук, и оттого сердце болело еще сильнее, – лепетала Амаль мне в плечо. – Если бы не Реф, мы бы так и не узнали, что ты жив. Видит Творец, те дни превратились для меня в личную преисподнюю. Весь мир жил дальше, а я как будто выгорела изнутри. Делала, что до́лжно, но словно не существовала.

Я гладил ее по топорщащимся волосам, с трудом осознавая сказанное. Реф… Погодите, Реф?!

– Как ты сумела поговорить с Рефом? – прохрипел я.

Амаль отстранилась и взглянула на меня так серьезно, как смотрят на тех, кому вот-вот сообщат о кончине родственника. Я осторожно сжал ее руку в молчаливой просьбе рассказать и не таиться. Кажется, она поняла, потому что печально улыбнулась.

– Реф возродился, но больше он не привязан к тебе.

– Возродился? Как это возможно?

– Ты помнишь Эрдэнэ?

– А-а-а, господин Янь. Он жив и здоров? – саркастически уточнил я, мигом вспомнив высокомерного хозяина борделя.

Амаль потупилась и кивнула.

– Эрдэнэ – полудемон. Он обладает силой находить в междумирье заблудшие души и возвращать их.

– Эти его чудовища…

– Да, это неупокоенные души.

– Так он нашел Рефа? – опасливо уточнил я. Разве это возможно? Как старик может возродиться, не привязавшись ко мне? Реф существовал лишь благодаря крови прапрабабки, что текла в моих жилах.

Амаль вновь кивнула и замолчала. Ей будто бы что-то мешало говорить.