Она пыталась осознать все последствия такой идеи. Всего этого было слишком много для нее – и дело было не только в Уиниане, но также в похвалах и критике, высказанных ил Торньей. Никто никогда не говорил с ней таким образом, даже отец, который настолько доверял ее здравомыслию, что поручил ей пост министра финансов. Одно это назначение превышало все ее ожидания от жизни, однако ил Торнья, невзирая на его критику, говорил так, словно видел ее способность к чему-то большему, к великим свершениям.
– Почему бы и нет? Он убил вашего отца, глумился над вашим семейством; к тому же он, кажется, готов затеять большую игру в гонке за власть над империей.
Адер внимательно посмотрела на человека, сидящего напротив. При первой встрече он показался ей поверхностным и тщеславным – напыщенным глупцом, заботящимся больше о своем гардеробе, чем о вопросах государственного значения. Она ошибалась; теперь она могла это признать. Гораздо труднее было признаться самой себе в том, что она желала произвести на него впечатление. Смехотворная, девчоночья мысль. «Но почему бы и нет?» – гневно спросила она себя. Перед ней человек, добившийся высочайшей военной должности, от чьего слова зависят жизни сотен тысяч людей, – и он говорит с ней не как с сопливой девчонкой или принцессой-недотрогой, но как с равной. Глядя на него, она на мгновение уловила возможность союза – принцесса, ставшая министром, и кенаранг, ставший регентом, – но усилием воли подавила эту мысль.
Ил Торнья спокойно глядел на нее, сидя в своем кресле. Его глаза были глубокими, как колодцы.
– Почему вы мне помогаете? – наконец спросила она.
– Я помогаю империи.
– Империи тоже. Но кроме этого, вы помогаете мне.
Он улыбнулся, и на этот раз его улыбка была теплой, человечной.
– Неужели это так ужасно для мужчины – желать союза с умной и прекрасной женщиной? Конечно, в походах есть свое очарование, но через десяток лет бесконечная похвальба и позерство военных начинают надоедать.
Адер опустила взгляд, безуспешно стараясь замедлить биение сердца. «Уиниан! – рявкнула она на себя. – Ты здесь для того, чтобы понять, что делать с Уинианом!»
– Убийство Верховного жреца не такая легкая задача, как вы пытаетесь это представить, – сказала она, принуждая себя возвратиться к насущным вопросам.
Какое-то мгновение ил Торнья продолжал смотреть на нее с прежним напряжением, потом откинулся на спинку кресла. Адер почувствовала одновременно облегчение и сожаление, когда он отодвинулся от нее.
– Обычно люди умирают, если воткнуть им в тело клинок и пошевелить как следует. Даже жрецы.
Адер покачала головой.
– Вы убедили меня в том, что он действительно должен умереть, но вы по-прежнему думаете как солдат. Солдат, возможно, не моргнет глазом, видя, как его товарищи погибают на ургульских рубежах, но Аннур – не поле битвы. В империи запрещены кровавые жертвоприношения. Весь город всколыхнется, если кто-то убьет Уиниана, особенно после того, что произошло на суде. Он и до этого был популярен… Сейчас же, если кто-либо узнает или хотя бы заподозрит, что его убили по моему приказу, на улицах начнутся мятежи. – Впервые она посмотрела на этот вопрос с точки зрения Верховного жреца. – Если бы я была Уинианом, я бы надеялась на то, что кто-нибудь попытается проделать что-либо подобное.
– То есть мы возвращаемся к благоразумию и будем ждать Кадена? – спросил он.
– Нет, – твердо ответила Адер. – Мы должны найти третий путь. Давайте вернемся к суду. Как Уиниан смог избежать сожжения?
– Надеюсь, вы не хотите сказать мне, что он действительно является фаворитом какой-то мифической богини?
Адер нахмурилась.
– Вы не верите в Интарру?
– А вы? – Ил Торнья развел руками. – Я верю в то, что вижу своими глазами и слышу своими ушами. Тысячи битв были выиграны и проиграны по различным причинам, но никогда потому, что какой-либо бог спустился, чтобы принять участие в заварушке.
– В хрониках говорится по-другому. Во времена войн с кшештрим…
– Кшештрим – это сказки для детей, равно как и боги. Вспомните, какое было выражение на лице Уиниана, когда он входил в зал суда.
Адер медленно наклонила голову.
– Да. Он знал, что ему ничего не грозит. У него не было в этом ни малейшего сомнения.
– А теперь скажите: если бы вы рассчитывали на милость богини, которую никто не видел и не слышал уже тысячу лет, даже если бы вы думали, что она собирается вас спасти, неужели вам не было хотя бы чуть-чуть не по себе?
Адер поднялась на ноги: ее волнение требовало хотя бы какого-то физического выражения. Она прошлась до дальней стены библиотеки, пытаясь осмыслить происходящее и отделить факты от подозрений. За прозрачной хрустальной стеной солнце садилось за город, Адер ощущала тепло его лучей на своих щеках и губах. Повернувшись, она обнаружила, что Ран стоит рядом, хотя она не слышала, как он подошел.
– Он лич, – сказала она. Это было единственное объяснение.
Кенаранг задумался над ее предположением, выпятив губы.