Клинки императора

Небольшое колебание сквозняка заставило его резко остановиться. Что-то лежало на полу поперек туннеля, понял Валин: что-то, препятствующее естественному потоку воздуха. Он осторожно опустился на колени и протянул руку. Так близко к концу, к победе, ему совсем не хотелось сломать себе что-нибудь, навернувшись на груде щебня. Он представил себе улыбки Лин, и Лейта, и Гента. Проклятье, после всего, через что он прошел, он будет рад даже Гвенне! Конечно же, они тоже выберутся нормально; они несомненно найдут способ выжить в этих пещерах.

Его пальцы нащупали что-то мягкое, податливое… «Ткань». Он провел вдоль нее рукой. И затем, с растущим беспокойством: «Тело».

За несколько мгновений он нашел шею и приложил кончики пальцев к артерии. Холодная, липкая кожа. Пульса не было. Чувствуя растущий внутри страх, Валин отыскал рот, приложил щеку прямо к губам и принялся ждать. Его сердце колотилось частыми сильными ударами. Он ощущал на коже основной поток воздуха снаружи, с моря, различал слабый поперечный сквознячок из бокового прохода в дюжине шагов впереди… но от губ – ничего.

– Шаэль тебя забери, что за дерьмо! – выругался он, перебираясь через тело, чтобы можно было наклониться и приложить ухо к груди напротив сердца.

Но Ананшаэль уже побывал здесь; Валин осознал это, и на него накатила волна холодной скорби. Пока он сражался за свою жизнь в катакомбах внизу, Владыка Костей пришел и унес с собой душу одного из других кадетов – здесь, совсем рядом с поверхностью. Это казалось неимоверной жестокостью; но ни Ананшаэль, ни Хал никогда и никому не обещали милости, даже своим приверженцам.

Ослабевшими, трясущимися руками он ощупал тело с головы до ног, пытаясь вычислить имя по расположению конечностей, по текстуре кожи. Униформа была такой же, что и у него, – разумеется, все носили одну и ту же униформу, – но тело под одеждой было женским. Анник? Гвенна? Ткань была прорвана в десятке мест и вся пропиталась кровью. Кадетка умерла сражаясь, кто бы она ни была. Она билась до последнего вздоха. Он ощупал голову. У Гвенны волосы вились; волосы на трупе были прямыми и тонкими… Черные, понял он, хотя тьма была такой же непроглядной, как и прежде. Он видел их тысячу раз, сотню тысяч раз – видел их намокшими от соленой воды, видел, как их разметывает ветер, когда они летели рядом, пристегнутые к птичьим когтям.

Валин плакал; все его тело сотрясалось от молчаливых судорожных рыданий. Он провел пальцами по ее лицу, обвел мягкий изгиб щеки…

– Помилуй, Хал! – задыхаясь, выговорил он и прижал к себе тело.

Однако Хал не знал милости. Милостивые боги не устроили бы ему такую Пробу.

Валин поднял тело и сжал в своих объятиях.

– Прости, – повторял он снова и снова. – Прости меня, Лин! Прости, прости, прости…

Позднее ему рассказали, что когда он появился из Дыры, первым, что заметили люди, было тело Ха Лин, обмякшее и безжизненное, исполосованное и кровоточащее; он сжимал его трясущимися руками. Он плакал, говорили они, заливался слезами; все его тело содрогалось от непроизвольных всхлипов. Однако кеттрал не раз видели смерть и до этого, доводилось им видеть и горе. Его глаза – вот что запомнилось всем. Глаза, которые всегда имели темно-коричневый цвет обожженного дерева и которые каким-то образом, будучи погребенными там, в глубине под поверхностью земли и океана, в святилище самого Совиного Короля, перегорели и стали чернее угля, чернее пепла, чернее самого черного цвета смолы или дегтя… Теперь это были просто дыры, откуда глядела тьма: два аккуратных отверстия, зияющих в сердце ночи.

25

– Ну что же, все прошло не так хорошо, как мы надеялись, – сказал ил Торнья, откидываясь на спинку кресла и кладя на стол перед собой ноги в начищенных сапогах.

После суда над Уинианом прошло несколько недель, однако новые обязанности кенаранга до сих пор не позволяли встретиться с ним. Адер сидела по другую сторону стола в бывшей личной библиотеке своего отца – комнате с высоким потолком на десятом этаже внутри Копья Интарры. Это место выглядело настолько же странно, насколько и впечатляюще. Сквозь прозрачную наружную стену – это был тот самый хрусталь, из которого состояло Копье, – открывался вид на остальную часть Рассветного дворца, Парящий зал, Башню Ивонны и башню Журавля, обширную центральную площадь, выводящую к Воротам Богов, и за воротами – на Дорогу Богов, подобно великой реке вливающуюся в хаос городских построек. Это было место, где человек мог чувствовать себя властелином мира, отрешенным от забот простых смертных, трудящихся в лавках и на верфях, в пивных и храмах, лежащих внизу.

Адер, однако, вовсе не чувствовала себя отрешенной от забот.

– Это была катастрофа, – сдавленно проговорила она. – Хуже, чем катастрофа. Уиниан не только остался безнаказанным за убийство моего отца; слухи о его чудесном избавлении теперь уже, наверное, прошли полпути до Изгиба!

Воспоминание о колоннах Сынов Пламени, маршировавших плечом к плечу на похоронах Санлитуна, внезапно показалось ей еще более угрожающим, чем прежде.