Акйил скептически посмотрел на тот конец, который у обычного копья был бы тупым, на изящное острие, оставляющее бороздку в земле.
– Я бы сказал, такой штукой запросто можно отхватить себе палец на ноге. Вы знаете, как с ним обращаться?
– Не так хорошо, как те, кто его сделал, – отозвался Тан.
– А кто его сделал? – задал вопрос и Каден.
Тан помолчал, прежде чем ответить.
– Это оружие кшештрим, – наконец произнес он.
Акйил разинул рот.
– Вы хотите, чтобы мы поверили, будто вы таскаете с собой копье, которому три тысячи лет?
– Во что вы верите, а во что нет, для меня безразлично.
Каден принялся рассматривать накцаль. Детьми они с Валином восхищались темной дымчатой сталью кеттральского клинка, угрюмая поверхность которого словно не желала отражать свет. На первый взгляд копье Тана выглядело таким же. Однако, если кеттральская сталь, вся в завитках и будто покрытая пеплом, выглядела так, словно была выкована в густом дыму, накцаль, казалось, сам состоял из дыма. Его материал выглядел достаточно плотным и твердым, не хуже любой стали, однако где-то в глубине древка и вдоль поверхности обоих лезвий он словно клубился и тлел, как если бы жар и пепел угасшего пламени были заморожены в воздухе и затем выкованы в нужную форму.
– Где вы его взяли? – спросил Каден.
– Принес с собой.
– Зачем? – поинтересовался Акйил. – Кажется, оно великовато для того, чтобы резать коз.
– Если ждать того момента, когда тебе понадобится оружие, потом часто бывает слишком поздно искать его, – отозвался Тан.
– А как же мы? – спросил Акйил. – Чем мы будем защищаться?
– Я защищу вас.
– Лучше бы у нас тоже были такие копья.
– Ты глупец, если так думаешь! – фыркнул Тан. – Мы идем на Южный Луг. Вперед, бегом!
Южный Луг вовсе не был лугом – по крайней мере, по меркам внутренних областей империи, где зажиточные фермы простирались на протяжении многих акров непаханой мягкой земли. Тем не менее это было одно из немногих местечек в горах, где беспорядочные пучки травы объединялись в какое-то подобие цельного покрова, который, хотя и не был особенно пышным, по крайней мере был мягче, чем глина и гравий в непосредственной близости от Ашк-лана. Река Белая, с ревом скакавшая по ущельям выше и ниже этого места, здесь становилась медлительным потоком, разбитым на множество мокрых прядей, которые служили пристанищем для лягушек, цветов и жужжащих насекомых. Это было гораздо более подходящее место для монастыря, нежели суровое, вырубленное в скалах плато на много миль выше. Видимо, предположил Каден, это и было основной причиной того, что хин не стали строиться здесь.
За северным краем луга вновь продолжалось царство гор, вздымавшихся ввысь чередой гранитных утесов и ущелий. Между этих скал петляла тропа к монастырю, взбираясь на тысячу футов меньше чем за полмили – изнурительный путь, ведущий через обломки валунов и цепкие корни можжевельников. Здесь был один из самых крутых отрезков тропы, и Кадена внезапно охватило сильное подозрение, что он знает, зачем Тан их сюда привел.
– Сегодняшний день, – начал его умиал, когда они добрались до мягкой травы, – будет посвящен искусству кинла-ан, то есть «телесного ума».
Уголок рта Акйила дернулся вверх, словно он собирался отпустить на этот счет какую-нибудь шуточку.
Тан развернулся к нему, и лицо бывшего вора мгновенно изобразило настороженное отсутствие эмоций. Несмотря на все свое безрассудство, Акйил не был глуп.
За годы, проведенные в монастыре, Каден потратил бесчисленные дни на практику искусств сама-ан и бешра-ан. (Второе переводилось как «спроецированный ум»; именно оно несколько недель назад позволило ему проследить путь козы до места ее кончины.) Однако про кинла-ан он слышал впервые.
– Это искусство, телесный ум – его практикуют все хин? – спросил он осторожно.
Тан покачал головой.
– Монахи выбирают те практики, которые подходят для их целей. Важность искусства кинла-ан еще не окончательно забыта, но лишь немногие умиалы придают ему значение.
– Позвольте, я угадаю, – предложил Акйил. – Вы один из этих немногих?
– Вам предстоит добежать по тропе до того крутого поворота, – продолжал Тан, игнорируя подначку и указывая вверх острием своего странного оружия. – После этого вы вернетесь обратно.
Каден осмотрел предстоящий путь: он был крутым, но длился не более четверти мили. Юноше доводилось бегать на гораздо бо́льшие расстояния, начиная с самого первого дня в монастыре. Даже несмотря на некоторую нетвердость в ногах, которую он испытывал после недели, проведенной без движения, задача выглядела подозрительно легкой. Это тревожило его. Он взглянул на лицо умиала, но оно не выражало ровным счетом ничего. Все с тем же бесстрастием Тан снял с плеча лук, натянул его и наложил стрелу на тетиву.
– Мы будем бегать, а вы будете в нас стрелять? – спросил Акйил.
Он сказал это в шутку, но Каден не был так уж уверен, что его слова не обернутся правдой. Слишком часто умиал подводил его к грани смерти, чтобы не принимать всерьез любую угрозу с его стороны.